Совсем не Золушка!. Трилогия - [24]

С молочными усами и тугими круглыми животиками по одному отваливались, с блаженными лицами падали на траву и лежали, раскинувшись, как морские звезды.

Ничто так не способствует подвигам, как хорошее настроение. И ничто так не способствует хорошему настроению, как сытый живот. В отличнейшем настроении друзья бродили по камышам и осоке, пугая пиявок и лягушек.

Первым на странное сооружение наткнулся Нили. Здоровая куча веток в воде рядом с берегом и странные следы вокруг. Оборотни, перекинувшись в сторонке, принялись нюхать и вынюхивать. Нили смело полез в воду и нырнул. Остальные кто на двух, кто на четырех ногах топтались у берега и бегали вокруг кучи. Филис, как самая легкая, взобралась на саму кучу и даже покопалась, но только оцарапала мягкие подушечки и, недовольно тявкнув, спрыгнула на топкий берег .

Енот вынырнул, встряхнулся, разбрызгивая воду, спрятался в осоке и выскочил взъерошенным мальчишкой.

- Там под водой дыра! - рассказывал Нили, размахивая руками. - И в ней кто-то сопит! Я хотел туда залезть, а он мне как фыркнет прямо в нос!

- Что ты выдумываешь! Кто будет под водой в дыре сидеть! - возмутился народ.

- Айда занырнем! - торопливо раздеваясь, Тибо полез в воду.

Глава двадцать шестая, в которой бобры не производят должного впечатления, потому что...

Чабреца, душицы, пустырника, мяты перечной в Козеполье с некоторых пор заготавливали столько же, сколько сена для поместных коров Красавки и Щетинки. Шишки хмеля, запасенные Рофио прошлой осенью для пивоварни, были реквизированы для успокоительных нужд. Сырая полянка рядом с речкой, на которой произрастала валериана, была изрыта, как кротами, Кальвиной и Фифи.

Ромурин снарядил посыльного в соседний городишко к лекарю, и тот привез две седельные сумки снадобий от ран, ушибов, ожогов и прочего. После того, как стихийные бедствия залезли в ядовитый дуб, гонец был послан вторично, с наказом привести средства вообще от всех мыслимых и особенно немыслимых напастей. В полной мере оценить предусмотрительность опытного солдата пришлось совсем скоро.

Увидев вяло бредущую цепочку вместо бодрого всегдашнего урагана, Кальвина нащупала неверной рукой кружку с отваром и выпила залпом. Выйдя на крыльцо и рассмотрев деток поближе, госпожа Аврил села помимо табуретки.

Распухшая губа у Госса и ухо у Тибо, красная щека у Тойи, набухший Рыськин глаз и прочая, и прочая...

- Пресвятые тапочки... Это что с вами поделалось?! Смерти вы моей хотите, шелопутные!

- Это не мы, госпожа Аврил! Это осы!

- Горшки биты! Осы! Отродясь у нас никакие осы не водились! Вы у меня медом не мазаны, что б на вас осы паслись!

Виноватые вздыхали и щупали бобошки.

Ежевечерняя рутина мытья, стирки и переодевания была разбавлена еще помазыванием и прижиганием. Укушенные дети были сердиты и сердились молча. За ранним ужином, объедаясь печеной свининой, сахарными крендельками и вишней, дети наконец-то разговорились.

- Господин Рофио, а господин Рофио! А что это там за куча на озере?

- Да, такая куча из веток, вооот такая большая! И воняет! Фу!

- И в нее идет подземный ход, то есть подводный!

- Мы с Тибо сами видели, да, Тибо?

- Хатка это бобровая, детки. А хозяев вы не видели, потому что они ночью работают, а днем спят. Коли хотите, я вас свожу, как стемнеет.

- Да, да, да! - дети прыгали вокруг Ромурина, как взбесившиеся зайцы.

- Ну, ну, уймитесь, пострелята! Расскажите лучше, госпожа Росинта, как же вас угораздило? Где вы ос-то нашли?

- Ну, мы ходили-ходили вокруг этой хатки, и ныряли даже. Вон, мальчики ныряли. А все равно никого нет. И мы пошли еще куда-нибудь. А там дерево такое. И ветка. А на ветке висит такое серое и большое. Ага, как шар. И жужжит. Мы его сначала потрясли. А потом Белита как дернет! Он и упал! И оттуда осы! На нас то есть. И кусаться, больно-больно. Мы побежали! А осы за нами! Пришлось опять в озеро нырять. Долго! Пока осы не улетели.

- Так вы что не обернулись-то, глупые! Оборотней осы всяко не кусают!

- Как, госпожа Кальвина?! Это их кусают, а нас нет?! Как же это?!

- И правильно, детки, правильно! - экономка с трудом сдерживалась, что бы не рассмеяться, только плечи вздрагивали. - Все вместе - куда как хорошо. Гурьбой и мыши кошку съедят.

Едва дождавшись заката, экспедиция отправилась смотреть на бобров. Оборотни перекинулись и рассмотрели во всех подробностях и широкие хвосты, и кожаные носы. Остальные терпеливо лежали на пузах и тоже смотрели и слушали, как умели. А по дороге домой восторгались и стуком плоских широких хвостов по воде, и звуком, с которым острые зубы точили дерево.

На следующий день на берегу ручья, к которому бегали на водопой козы, играли в бобров. Строили хатку и даже делали запруду. Лучше всех бобры вышли из волков.

Если есть на дне дыра,

Можно в ней найти бобра,

Или рака-забияку,

Если рака та нора...*

Глава двадцать седьмая, в которой детки допрыгались.

- Это хорошо, что мы им про тарзанку не рассказали.

- И как Госс с чердака свалился...

- И как мы в грозу попали, и молния рядом шарахнула!

- Да уж!

- Ага!

Вообще-то и про то, что Смерч сбросил Тибо, они не говорили.

Жеребец пасся рядом с домом, когда компании пришла в голову очаровательная мысль учиться кататься верхом. Последнее время семилетний Тибо страшно стеснялся, если Рыська раньше него куда-нибудь встревала. Он вдруг понял, что он старше, и он мужчина. Поэтому едва только кто-то говорил: 'А давайте...', как Тибо уже шел и давал. Вот и кататься на Смерче Тибо полез первым. А что бы Смерч, известный кусака, его не укусил, мальчишка подошел к нему сзади. Всякий, кроме Тибо, вестимо, знает, что лошади лягаются как раз когда к ним сзади подходят. Чудом увернувшись от задних копыт, будущий наездник ухватился за гриву и вскарабкался на спину. Жеребец, которого донимали слепни, а теперь еще и дети, принялся лягать задними ногами и вставать на дыбы. Тибо болтался на лошадиной спине, как сухая коровья лепешка в луже. Смерч опять взбрыкнул, потом вскинулся и сбросил Тибо.