— Но тогда были другие времена, деточка. Человек не мог накликать беду вот так просто, как сейчас…
— И что вы мучите меня этим, батя? Скажите это Мартину! — воскликнула она вся вне себя и вдруг испугалась: отчего это она сегодня такая взбудораженная и нервная и так грубо ведет себя по отношению к отцу?
Она прикидывала и так и эдак и не могла понять, как это получается, что она отдает себе в этом отчет и даже сопротивляется этому, а все равно позволяет себе поддаться какому-то неизъяснимому внутреннему беспокойству, которое владеет ею уже с самого утра. Почему?
— Тебя он скорее послушается. — Он стал терять терпение от ее упрямства. — Уговори его!
— Это только масла в огонь подольет, — возразила она, но тут же пожалела.
— А если его убьют? Что будет с хозяйством? — захлебнулся он дымом и злостью. — Это все, что у меня есть! — Он встал и шаркающей походкой пошел к окну.
— А как же я? — Глаза ее вспыхнули гневом. — Об этом вы не думаете? — В ней вновь волной поднялась горечь обиды, на глаза навернулись слезы, но она превозмогла себя и постаралась говорить спокойнее. — Если я потеряю мужа, на черта мне это хозяйство? Вы не так за сына дрожите, как за свое хозяйство, а один бог знает, что с ним будет после войны.
Старый Смрж в изумлении обернулся и вперил в сноху суровый, испытующий взгляд.
— А что с ним может быть?
— Может что-нибудь такое, что нам непривычно, — сказала она уже совсем спокойно.
— А что такое нам «непривычно»? — У него отвисла нижняя губа, голубые глаза беспокойно заморгали под седыми бровями.
— Не знаю, но вот Мартин иногда рассказывает, как там, в России… — уклончиво ответила она.
— Ты мне не говори, что да как в России. Я был там, сам все видел и знаю, что и как, — отчеканил он.
— Говорят, с тех пор там многое переменилось: люди, обычаи, нравы…
— Кто это тебе говорит? — гневно перебил ее свекор.
— Мартин…
— Это Мартин был в России или, может, я? — Старик гордо распрямил плечи.
— Ему рассказывали русские партизаны…
— Глупости! — сердито бросил он, и это ее опять возмутило.
— Они, наверное, лучше знают. Ведь они там выросли и жили, И у нас ведь в ваши времена тоже по-всякому было, вы и сами говорили. Владели всем всякие там паны, обирали вас как липку, а ведь все переменилось! А если у нас переменилось, так почему бы и в той стране, где живет такая масса народу…
— Зуза иде-о-о-от! Зуза иде-о-о-от! — раздался вдруг предостерегающий сигнал, ударив во все окна и двери.
Старый Смрж заметно побледнел.
— Немцы! — Ульяна в испуге подбежала к окну. Полуденная тишина и спокойствие разом исчезли, но солнечный луч, отраженный зеркалом на стену, оставался таким же беспечным, как и раньше.
— Разве я не говорил, что недалеко до беды? — сказал старый Смрж с окаменевшим лицом, и в голосе его прозвучала какая-то мрачная тревога.
— Ради бога, батя, не каркайте! — воскликнула Ульяна раздраженно и в то же время испуганно.
В кухню вбежал Мартин и, подскочив к окну, стал вглядываться в дорогу внизу.
— Что делать с Сергеем?
— Застели постель, как будто в ней никто не лежит.
— А ты?.. Лучше уйди, пока не поздно.
— С ними идет Антек. — Он повернулся к жене и умолк.
Она глядела на него, широко раскрыв глаза, потом вдруг закричала:
— Уходи! Сейчас же уходи! Не теряй времени, беги! О Сергее я позабочусь.
— Если Антек будет про меня спрашивать, скажи, что я у Чиликов, помогаю им пилить тес. — Мартин сорвал с гвоздя пальто и выбежал.
— Мартин, обожди! — крикнула Ульяна, устремляясь вслед за ним.
Старый Смрж молча стоял у окна и отсутствующим взглядом смотрел на дорогу. Какая-то нестерпимая тяжесть в груди гнула его к земле. Он старался ни о чем не думать и чувствовал себя совершенно опустошенным, а на сердце будто лежал огромный валун, который, наваливаясь, казалось, вдавливал его в сыру землю. Да, это его смерть, и те, кто внизу, идут его хоронить…
— Ульяна! — жалобно застонал он и, когда она подошла, взглянул на нее так, что она испугалась.
За то время, пока она стелила постель поверх Сергея, свекор постарел до неузнаваемости. Он весь как-то ссохся, сморщился, будто душа его уже отлетела. У нее сжалось сердце, когда она осознала, что за разговор они только что с ним вели, и внезапно до нее дошло, что злость, раздражение и какое-то внутреннее беспокойство были предвестниками той беды, которая сейчас стоит у ворот. Ульяна была рада, что старик не видит ее лица, что он вновь повернулся к окну.
— Он показывает сюда, он ведет их сюда… — сказал он слабым голосом и повернулся к снохе: — А что русский?
— Я сделала, как велел Мартин… — сказала она уклончиво, потому что не хотела раскрывать, что у Сергея есть автомат, и в случае необходимости он будет защищаться.
— Они найдут его, найдут, а потом… Все будет, как у Врбовых… — Старик в отчаянии качал седой головой.
Снаружи яростно залаял Цезарь. В ответ щелкнул сухой выстрел, и лай затих.
— Прикончили… — необычно тихо и с тоской проговорил старик и пошел к своей табуретке у печи. — Скоро и нас прикончат… — Он умолк, потому что за дверью уже раздавались шаги и звучали голоса немецких солдат.
Ульяна побежала открывать, стараясь оправиться от страха, леденящего душу.
