Современный норвежский детектив - [202]

– Так или иначе, а они сейчас явятся.

Рудольф оказался прав.

Встреча Бека с детьми произвела на всех тягостное впечатление.

Дрожащим, старческим голосом Бек рассказал им о том, что у него в Италии есть двое внебрачных детей. Он искал всевозможные оправдания «грехам молодости».

Уле недоверчиво смотрел на отца. Лицо Лиллиан было непроницаемо.

– Вот уже несколько лет Маргит Тартани вымогает у меня крупные суммы!

– Этого не может быть!.. – Лиллиан не договорила, зажав руками рот, ненависть в ее взгляде уступила место настороженности.

– Чего не может быть? – тут же спросил Албректсен.

– Нет, ничего… я хотела сказать… я думала, что отец умнее…

– Я платил ей не деньгами, а драгоценностями, – быстро сказал Бек. – Я признался в спекуляции валютой и незаконном вывозе драгоценных камней, главным образом бриллиантов. Это мне инкриминируется, и за это меня будут судить. – Он взглянул на часы. – Сейчас меня уведут. Умоляю вас, простите меня! Я поддался этому вымогательству только ради вашего спокойствия!

Уле и Лиллиан молча не сводили с отца глаз. Потом Лиллиан взяла брата за руку.

– Пойдем, Уле!

– Подождите! – в отчаянии крикнул Бек. – Не уходите!

Но они ушли.

Бека и Яна Халверсона заключили в тюрьму под следствие на четыре недели без права переписки и свиданий.

В пятницу, во второй половине дня, Рудольф позвонил Кантагалли и попросил его допросить Маргит Тартани в связи с обвинением в вымогательстве и шантаже.

– Вы там окончательно сошли с ума! – раздраженно сказал Кантагалли. – Я знаю Марию много лет. Это исключительно порядочный человек. И вдруг вы заявляете, будто отец ее первого ребенка не Луиджи Тартани, а директор Бек! И к тому же обвиняете ее в вымогательстве бриллиантов и шантаже. Да это же абсурд!

– Улик у нас нет, – признался Рудольф. – Поэтому действуйте очень осторожно. Выясните для начала, есть ли у нее в Бриндизи почтовый ящик.

– Это ничем не обоснованное преследование!

– Не забывайте, Кантагалли, в вашей стране похищено двенадцать трейлеров!

– И вы считаете, что Мария к этому причастна?

– Мы должны помогать друг другу, – вкрадчиво сказал Рудольф. – Бек сам сказал, что Маргит Тартани, по–видимому, сочла, что он присылает ей недостаточно, и потому, располагая планами перевозок, организовала похищение наших трейлеров.

– Какая глупость! – ледяным тоном сказал Кантагалли. – К счастью, я давно знаю Марию, и она поймет, что я–то ни в чем ее не подозреваю. Но если вы будете продолжать действовать в том же духе, синьор Нильсен, вы добьетесь того, что я стану persona non grata[102] во всей Южной Италии! – Он на мгновение замолчал. – Неизвестная пришла в сознание?

– Перед нашим разговором я справлялся в больнице о ее состоянии. Мне сказали, что наметилось некоторое улучшение. Надеюсь, она выкарабкается.

– Ну что ж, прекрасно. Я поговорю с Марией. Но сегодня пятница, и я вряд ли свяжусь с ней раньше понедельника. Семья Тартани проводит уикенд за городом.

– Это очень срочно… – Рудольфа прервал приход Карстена, который положил перед ним записку: «Неизвестная пришла в сознание». – Алло! – крикнул он в трубку. – Мне только что сообщили, что неизвестная пришла в сознание.

– Я позвоню вам при первой возможности! – прямо–таки рявкнул Кантагалли и бросил трубку.

Они снова пересмотрели фотографии всех, кто за эти дни входил или выходил из дома Бранда. Снова опросили жильцов, не знают ли они кого–нибудь из сфотографированных. Два или три человека в первый раз остались неопрошенными. Но это по–прежнему не дало никаких результатов.

– Не мог же кто–нибудь из жильцов дома убить Бранда! – в конце концов сказал Карстен.

– Почему? Теоретически это возможно, – с раздражением ответил Рудольф. – Но с такой же вероятностью его мог убить и кто–нибудь другой, кого мы не подозреваем, так же как жильцов дома. – Рудольф вздохнул. – Ты вызвал на сегодня фру Мюггерюд? Так, кажется, фамилия женщины, с которой разговаривал Орвик? И фру Лоне? С нею, если не ошибаюсь, беседовал Харалдсен. А как фамилия женщины, которую он опрашивал последней?

– Фру Бакке. Ее фамилия записана в донесении. Они придут завтра утром одна за другой: фру Мюггерюд в десять часов, фру Лоне в одиннадцать и фру Бакке в двенадцать.

В субботу фру Мюггерюд была в Управлении уже в половине десятого. Она, по–видимому, чувствовала себя примадонной, играющей главную роль в знаменитой опере. В чем обвиняли Маргит, она не знала, но не сомневалась, что в чем–нибудь очень серьезном. И рвалась помочь полиции.

– Может, вы помните, с кем из сотрудниц она дружила? – спросил Рудольф, когда фру Мюггерюд перевела дух после длинного монолога, посвященного этой ужасной Маргит Поулсен.

Фру Мюггерюд задумалась.

– По–моему, она дружила со Стиной… Как же ее фамилия? Стина… Стина… А, вспомнила! Ёргенсен! – с торжеством произнесла она. – Стина Ёргенсен. Она работала у нас недолго. Уволилась вскоре после Маргит. Но почему вас это интересует? Маргит совершила какое–нибудь преступление?

Они предвидели этот вопрос.

– Об этом нам ничего не известно, – ответил Рудольф.

Фру Мюггерюд была разочарована.

– А почему же вас интересует ее прошлое?

– Наша работа в основном состоит из разных формальностей, – уклончиво ответил Албректсен.