Современный итальянский детектив. Выпуск 2 - [59]

Андреа кивнул, явно польщенный тем, что кто-то оценил его предусмотрительность.

— Дадим и ему роль, — продолжал Федерико. — Надо только решить, какую. А это, я думаю, несложно.

Я еще была способна соображать настолько, чтобы отдать ему справедливость. Но я и не думала благодарить моих защитников, напротив, восприняла их вторжение как еще одно насилие.

В отличие от меня Андреа, очевидно, сразу же уловил, что́ задумал его старый приятель. Он побледнел, бросился бежать, перепрыгивая через ступеньки, скрылся в тени. Раздались два выстрела: стоит ли выяснять, кто из нас нажал курок, Паста иди я? Если честно, я этого и сейчас не знаю.

— Не стреляйте, вам говорят!

Голос Федерико прозвучал уже не в микрофон; он крикнул откуда-то из темноты, где затаился Андреа. Я увидела, как они сцепились, выхватила у Пасты пистолет и, направив его дулом вниз, побежала к ним.

Я была уже совсем рядом, когда Андреа шмякнулся оземь, сделавшись каким-то ватным, полым, как будто с потоком черной крови из тела заструились наружу все внутренности. Возможно, такое видение вызвал у меня смысл его заключительной фразы:

— Я тебя потеряю, только если ты будешь мертвой или на пороге смерти… — Большего его одиозная любовь не смогла измыслить.

Я увидела, как он приоткрыл глаза и посмотрел на меня взглядом побитой собаки. А те двое, словно по молчаливому уговору, схватили его за руки и за ноги, подняли и стремительно понесли куда-то.

Я старалась не отставать, и на всем протяжении этой гонки — вверх по лестничному пролету, до открытого окна, выходящего на улицу, — у меня не было сил ни о чем думать, я просто смотрела, склонясь над ним, онемевшим, парализованным, как жалостливая и неумелая медсестра над раненым на носилках.

Думаю, что я осознала смысл происходящего, когда мне в ноздри ударил запах мужского пота; мы оказались у подоконника, и Паста и Федерико, держа Андреа за запястья, опускали его в пустоту, а затем опять подтягивали вверх. Я видела только сморщенный лоб, потом и его перестала видеть, потому что Паста отобрал у меня пистолет и силой увел оттуда.

Я упиралась и все же машинально переставляла ноги. Массимо тащил меня за собой в решительном темпе, и мы прошли уже два марша, как вдруг я услышала, что Федерико резко захлопнул окно. Я задрожала вслед за оконными стеклами и попыталась высвободиться из рук Пасты.

— Нет, не могу… Ну пожалуйста, — умоляла я его.

Тогда он сделал нечто совершенно меня огорошившее: сорвал бутафорскую рану, ободрав лоб, виновато улыбнулся, обнял меня за талию и поцеловал в губы, дерзко и страстно. Он тоже слегка дрожал, и я, вместо того чтобы оттолкнуть его, слушала то, что он мне нашептывал:

— Уходи, прошу тебя! Уходи!

В двух шагах я увидела осунувшееся, напряженное лицо Федерико. Он приказал следовать за ним.

Мы сбежали вниз, не проронив ни слова.

Вышли на улицу. В розово-серой рассветной дымке я ощущала, как вид этого окна давит на меня, хотя я упорно не поднимала глаз. Мною овладело нестерпимое чувство какой-то незавершенности. Мы направились к реке, где стояли наши машины.

— Не оборачивайся, — велел мне Массимо.

У него, казалось, было одно желание: вызволить меня из неприятностей для лучшей жизни. Я ощутила в нем энергию, которая устремлялась к слишком здоровому и слишком невероятному счастливому концу.

— Не оборачивайся! — повторил он.

Федерико и он демонстративно не оборачивались, как будто судьба Андреа не имела к ним отношения и не представляла никакой ценности ни для друга, сначала закадычного, а потом получившего отставку, ни для безвестного актера, которым он воспользовался в своих целях.

Я знала, что молчание Андреа, пережившего подобную экзекуцию, еще долго будет звучать для меня по ночам громче любого голоса; этот путь на рассвете, когда запахи воды и платанов обостряются, а люди спокойно досматривают последний сон, я словно проделывала в тысячный раз — именно по этой набережной, в этой тишине, с навязчивой идеей не оборачиваться на то окно, как будто иного выхода не существовало.

— Скажи, — тихо спросила я Пасту, — почему ты ни разу не напомнил мне о прошлом?

— Я никогда не говорю о старых ранах.

Он увлек меня за угол, к машине. Федерико свою уже завел.

— А зачем ты меня так поцеловал? — не унималась я.

— Чтобы отвлечь, — отозвался он. — Поехали.

Он подтолкнул меня на сиденье, сел сам, помог мне отыскать ключи. Федерико тронулся с места. Я молча последовала за ним.

Больше мы не сказали друг другу ни слова, даже когда Федерико перестроился в правый ряд и остановился на середине моста. Я тоже остановилась.

Паста вышел, достал мой пистолет, бросил в воду. Прежде чем сесть в машину, он зажег сигарету, глубоко затянулся, посмотрел вдаль, где туманное небо окрашивалось в желтый цвет.

Это было уж слишком; я рванула с места. Переключила на вторую, потом на третью скорость. Все еще стояла духота, но этот затхлый воздух бил в открытое окошко и обдувал мне лицо, как настоящий ветер.

Поднять глаза от написанного и увидеть, что уже наступило утро, — такое до сих пор случалось только в кино. В номере холодно, душно и полно окурков.

Постучал официант, привез тележку с завтраком и газету. Спросил — вежливо, обеспокоенно, — не открыть ли окно; я кивнула; речь снова шла о чем-то обыденном, поскольку Андреа спасся. (Мне очень хочется употребить твое выражение — «вышел сухим из воды», — но понимаю, что и это будет неправдой. Я вообще не хочу о нем говорить, у меня нет своего суждения. Надеюсь, ему пошел на пользу его же собственный урок, что он ничего не забудет и, уж во всяком случае, станет держаться от меня подальше.) Я налила кофе, поела, не задумываясь, точно выполняя приказ.