Современный итальянский детектив. Выпуск 2 - [58]

Я задавалась вопросом, уж не оттого ли стала объектом столь постоянного влечения, что меня по причине моей мягкотелости легче удержать при себе, чем другие попадавшиеся ему объекты.

Мое безысходное отчаяние помогло мне осознать, как смешно я выгляжу здесь, с пистолетом в руке, обессиленная этой навязанной мне игрой под названием «все от любви». Я подумала, что, если его сейчас не остановить, все может вернуться на круги своя, как будто действительно ничего не произошло. Он был способен убедить меня, что его чувства, его страдания — разумеется, скрытые: не мог же он распотрошить передо мной все свое нутро дома, на диване! — полностью снимают с него вину.

Я ощутила необходимость, хотя заранее знала, какой получу ответ, еще ближе подойти к нему и уже не повиновавшимся мне голосом спросить последнее:

— Ты думал только о своей изобретательности и о том, как метко твои стрелы поразят мишень? А сомнений у тебя не было? Сомнений по поводу того, что́ будет со мной?..

Хорошо помню его улыбку сочувствия к самому себе. Я подумала, как все же мы отражаемся друг в друге и каким кривым зеркалом друг другу служим.

— Да, признаюсь, у меня были некоторые сомнения, — ответил он. — Там, этажом ниже, лежит бедняга, которого я использовал как орудие и который волей-неволей стал жертвой. Хотя роль жертвы он облюбовал себе сам, сделавшись твоим защитником и пытаясь уберечь тебя от твоих благородных компаньонов! Так что поделом ему… Вот если бы ты втянула сюда великую Джулию Карани — тогда другое дело. Какой восхитительный соблазн, а? Знаешь, ваши голоса — это какое-то наваждение. Голос твоей матери: я знал его с детства, он завораживал, тайно вбирая в себя обаяние всех женщин на свете, он стал для меня неким идеалом… А потом я прочувствовал твой голос, более резкий, немного чеканный, без него я тоже не мог обходиться все эти годы. Вы обе наполняете мою жизнь каждый день, всеми вашими фильмами, по всем телевизионным программам. Вы и есть настоящие Захиры, вас невозможно забыть. Поэтому хотя бы тебя я должен был заставить замолчать… Глупо, да? Но войди в мое положение, ведь я всеми силами старался тебя забыть. Ты жила своей жизнью, забывала меня, а мне мешала делать то же самое: я постоянно натыкался на тебя, и ты всегда одерживала верх, я не мог открыть книгу, чтобы не слышать, как ее читает твой голос, ты завладела всем моим существом — от этого хотелось завыть. И было ясно: тебя надо уничтожить или, на худой конец, заткнуть тебе рот. А ты все еще говоришь, все еще задаешь вопросы. Железная ты, что ли?..

Может быть, я и впрямь железная — раз сижу здесь и пишу, хотя и утратила чувство реального. Так вот, кошмар не закончился, меня ожидало еще одно испытание, как раз когда я решила, что мне больше нечего бояться.

Вдруг к моей спине прислонилось чье-то тело, и серая рука заставила направить на Андреа пистолет. Я вновь испугалась, что мое безумие уже стало необратимым, поскольку, обернувшись, увидела Массимо. Маска мертвеца теперь выглядела шутовской из-за резиновой раны — она наполовину отлепилась и по-идиотски свисала со лба.

Слова, которые он мне сказал, тоже были достойны шута:

— Перестань дрожать. — А потом добавил вполголоса, что его разбудил телефон и в трубке раздались мои эротические стоны.

— Да! — воскликнул Андреа. — Твои стоны, такие сладострастные, сперва тихие, затем все, громче, громче! И он не положил трубку, он насладился ими до конца. Быть может, они показались ему знакомыми, только он не был полностью уверен…

— Это правда, Катерина, — прошептал Массимо, прижимая меня к себе, — я не был уверен. Но когда мой голос в трубке сказал: «Ты рискуешь подвергнуться смертельной опасности», — я все понял и помчался сюда… Теперь я с тобой, успокойся. — (При каждом произнесенном слове отверстие от пули подергивалось, и, вместо того чтобы подбодрить, вид этого лица нагонял на меня новую жуть.)

Андреа поднялся, кивнул мне, проговорил печально и задумчиво:

— Видишь? Ровным счетом ничего не произошло.

И, как бы в подтверждение своих слов, показал мне маленький тканый мешочек, открыл его, высыпал оттуда длинную струйку песка, раскидал ногой.

— Ничего, — вяло откликнулась я.

— Сукин сын! — сказал ему Паста.

Андреа к нему даже не повернулся: его грустные глаза были устремлены только на меня.

— Чего ему надо? Ведь Джо Шэдуэлл умер, а мертвые не говорят. И дублеры, насколько мне известно, тоже.

— Ты прав, Андреа, но никому не хочется признавать, что его роль завершена.

Тут на сцене появился четвертый персонаж, вернее, его голос, усиленный микрофоном. Федерико. Именно на него я уповала, как на единственного человека, способного помочь мне вновь обрести себя.

Однако его слова — не в упрек ему будь сказано — показались мне чужими, чересчур логичными и поверхностными.

— Не стреляйте, нам это ни к чему! Мы обойдемся без кровопролития и сделаем как лучше, и для нас, и для него.

Андреа переменился в лице и задрожал.

Паста приказал ему не двигаться, а мне шепнул:

— Отдай пистолет.

Я не шелохнулась. Все мое внимание было сосредоточено на голосе Федерико:

— Катерина, у тебя нет против него улик, тебе не в чем его обвинить. Он на том и построил свою игру. Даже если тебе удастся доказать, что он совершил преступление против личности, все равно он очень легко отделается.