Современный чехословацкий детектив - [155]

Войтех Матейка побагровел. По лицу его стекал пот.

— Вы болтун, голубчик.

— Маэстро, вы единственный, кроме сотрудников общественной безопасности, знали, чем был убит Рамбоусек. И пани Рамбоусековой об этом сказали вы. Пан Вондрачек не имел и не имеет представления о том, как убили Рамбоусека. Я с ним говорил.

Войтех Матейка складывал свои принадлежности.

— Не понимаю, чего ради теряю с вами время на пустую болтовню.

— А вы прикиньте сами, — продолжал Экснер спокойно. — Мне известно также, почему вы его убили. С нашей точки зрения, это — убийство с целью ограбления, с вашей — инсценировка убийства с целью ограбления. Деньги вы взяли в придачу, вероятно чтобы сбить нас со следа. Прежде всего вам было важно уничтожить Рамбоусека-художника.

— Смешно! Нелепо! Рамбоусек — художник! Да он был пачкун! С какой стати убивать пачкуна-дилетанта?!

— Вы лучше меня знаете, что Рамбоусек был талантливее вас. К нему пришла известность. Вас знают в областном городе. В конце концов, вы учились в Академии. Но таких художников, как вы, о-ей сколько! А Рамбоусек был оригинален. Настоящий фейерверк замыслов и находок. А его краски! И вы возненавидели его творчество. Если б Рамбоусека признали только здесь, в Опольне… Тогда бы можно было махнуть рукой. Но он вышел в мир! И это для вас был нож острый. Вот вы и уничтожили и его самого, и его произведения. И все же — где вы спрятали деньги?

Войтех Матейка поднялся и зашипел:

— Пижон паршивый! — И растянул лицо в любезной улыбке.

Михал Экснер грустно покачал головой.

— Зря вы меня обзываете. Ограбление и то, что произошло в его квартире, гвоздем засело у меня в голове. Не вы первый, не вы последний, кому я словно кость в горле. Нет на свете человека, — продекламировал капитан Экснер, — милого для всех…

Матейка решительно направился к площади. В руках он сжимал этюдник и чемоданчик.

— Вот видите, — сказал Экснер, приноравливаясь к его шагу. — Точно так же вы носили этюдник и когда ходили в вельветовом костюме, и точно так же, на тех же самых местах, пачкали его свежими красками.

Матейка остановился.

— Топора у вас при себе нет, — констатировал капитан Экснер, — можете стукнуть меня чемоданчиком. Но вам со мной ведь не справиться. Войтех Матейка, — официальным тоном произнес капитан Экснер, — я должен арестовать вас по подозрению в убийстве Болеслава Рамбоусека с целью ограбления. А сейчас, — добавил он, — вы пойдете рядом со мной. И будете держаться достойно. Площадь полна людей. Иначе я брошу тут все ваше барахлишко и уведу вас силой.

119

Окна археологического запасника были открыты в летнюю ночь. На столе стоял канделябр. Пламя свечей робко подрагивало. Ночные бабочки метались вокруг, не ведая, что ищут гибели.

Они сидели в креслах вокруг стола. Длинные волосы Лиды Муршовой отливали золотом, в очках Эриха мерцали блики от свечек. Эрих строго усмехался. Капитан Михал Экснер сидел, положив ногу на ногу, свесив с подлокотников кисти рук. Доктор Яромир Медек время от времени смущенно поглаживал лысину, особенно когда взглядывал на Лиду, которая ненароком легонько касалась босой ногой щиколотки Экснера.

— Собственно, эта идея пришла в голову поручику Шлайнеру, — рассказывал капитан. — Идея заняться друзьями Болеслава Рамбоусека, а не его недругами, Коларж так и не сказал, за что ненавидел Рамбоусека. Даже когда мы его выпустили. А деньги? Что поделаешь, иной раз некогда и подумать толком… — вздохнул он. — Потом пан Матейка еще наделал нам хлопот. Наглотался каких-то таблеток. Снотворное или что-то в этом роде. Доктор Гаусер промывал ему желудок.

— А мне казалось, — вздохнул доктор Медек, — вы охотитесь за мной.

— Было и такое, пан доктор.

— Ну а деньги?

— Он признался надпоручику Чарде. Конечно, я и сам мог бы догадаться. Раз Матейка позаимствовал у Коларжа топор, а потом отнес его на место, значит, где-нибудь там могли быть и деньги. Осмотри мы поосновательнее дом Коларжа, мы бы их нашли. У задней стены сарая, в щели менаду балками… На них были отпечатки его пальцев. Если бы мы нашли их раньше и по-прежнему подозревали Коларжа… Нет, он это ловко придумал.

Эрих налил вино в старинные бокалы, нелегально позаимствованные ради такого случая из музейного фонда.

— Так за что пьем? — спросил он.

— Как говорит один мой заклятый друг: «Ни за что…»

120

Старой каштановой аллеей вдоль пруда шел мужчина. Лица его не было видно — деревья бросали густую тень, лунный свет не мог пробиться сквозь листву.

Он шагал довольно быстро, заложив руки за спину и слегка наклонив голову. От главной аллеи он направился к лестнице, ведущей во внутренний двор. На нем были белые джинсы и свободная летняя рубашка неопределенного цвета, сандалии на босу ногу.

Тыльной стороной левой руки он легонько постукивал по ладони правой.

Лишь на первой лестничной площадке он взглянул наверх, возможно, для того, чтобы увидеть освещенную луной жемчужину Ренессанса.

От испуга у него вырвался тихий вздох, подстриженные усы встопорщились — наверху, у балюстрады, белела женская фигура. Легкий вечерний ветерок чуть-чуть шевелил светлые волосы.

— Пардон, мадам! — негромко воскликнул мужчина. В этом удивительном свете он напоминал не то пораженного ужасом мученика с иконы в маленькой часовне, не то эскиз портрета в манере какого-нибудь немецкого экспрессиониста. — Пардон…