Я вам уже рассказывал о Золотой четверке
*.
Операция «C-L» произошла раньше, и потому о ней следовало бы рассказать вначале. Но в силу определенных причин - надеюсь, впоследствии вы сами поймете каких - мне долго не хотелось браться за этот рассказ.
Что же, собственно, произошло? В начале первой мировой войны - вот как далеко уходят корни операции «C-L» - некий рядовой запаса австро-венгерской армии, будучи членом религиозной секты, отказался защищать с оружием в руках интересы двух императоров. За это и был казнен на Венском плацу. Солдат этот погиб, изрешеченный десятком, а то и больше пуль, но его последний завет дошел до нас. «Нет большего преступления, чем война, и я не желаю в этом участвовать» - так сказал он перед смертью. Бедняга наверняка верил, что его предсмертные слова будут услышаны во всех концах света. Но, к сожалению, он ошибся, приписывая им столь великую и всесокрушающую силу.
Сегодня, не будь операции «C-L», имя этого солдата осталось бы безвестным. Истинный смысл его завета, что нет большего преступления, чем война, еще только начал проникать в сознание людей, по-прежнему сражающихся друг против друга, но осиротевший сын казненного солдата воспринял завет отца буквально и даже сделал его своим жизненным принципом. Впоследствии он подкрепил это рассуждениями, что вряд ли настанет время, когда он сможет думать и поступать как заблагорассудится, и что ему суждены лишь тайные действия. Сын был человеком исключительно одаренным, но отцовская судьба убила в нем всякую веру в земную справедливость. Его блестящий ум привел лишь к тому, что он, пренебрегая реальностью, пытался создать свои собственные законы. Уверовав, что нет большего преступления, чем война, и следуя лишь холодному рассудку и своей чудовищной логике, он истолковал эти слова таким образом, что любое преступление, совершенное отдельной личностью в человеческом обществе, в миллион раз безобиднее войны. И эта мера сравнения казалась ему незыблемой, как пирамида. Ведь с тех пор, как появилось человеческое общество, войны неотделимы от его истории и с каждым разом становятся все ожесточеннее. Они уже не просто щекочут земной шар, а рвут его на части и когда-нибудь взорвут совсем. Так возникла эта безысходная драма талантливого человека, который во тьме своего одиночества создал свой собственный мир, забыв, что в подобных обстоятельствах гениальность может легко обернуться безумием.
Такова внутренняя подоплека дела. По правде говоря, о ней нужно было бы рассказать в конце, ведь в начале я даже не предполагал, что она существует. Вначале операция «C-L» походила на самое заурядное дело, которое расследуют уголовный розыск и органы безопасности. В соответствии с этим и складывался тон моего повествования. Но в этом деле, оказавшемся столь необычным, замешан еще один человек, обладающий такой же неумолимой логикой, как и тот, чья грозная тень рассеялась у нас на глазах, как только мы ее осветили. И эти два оригинальных мышления столкнулись друг с другом в ожесточенной схватке, о которой мне никогда не забыть.
Следствие было сложным и выявило поразительные, порой невероятные факты. И вот я теперь роюсь в архивах, чтобы рассказать об этом случае во всех деталях и подробностях. Разыскиваю в груде документов протокол допроса, с которого бы следовало начать.
Вот он. Я беру его, сажусь к окну. Архивариус работает за своим столом и не мешает мне. Правда, его слегка удивило, когда я принялся что-то разыскивать в этих тихих, запорошенных бумажной пылью комнатах.
Ну вот я и готов начать свой рассказ. Передо мной блокнот, карандаш и документы. Перечитав протокол, вижу, что не следует его цитировать в первоначальном виде. На нем стоит дата - 6 ноября 1951 года. И в нем содержатся показания, можно сказать, коронного свидетеля. Правда, допросили его почти с пятимесячным опозданием, потому что в связи с операцией «C-L» он тяжело пострадал.
Но если быть точным, нельзя забывать, что именно главный свидетель, Ярослав Ленк, присутствовал в самом начале нашего дела. Хотя некоторые факты, рассказанные им, по прошествии пяти месяцев приобрели другое освещение и в то же время, напротив, им не были раскрыты некоторые обстоятельства, необходимые для того, чтобы в моем повествовании не было неприятных пауз. Итак:
Ярослав Ленк, 27 лет, сотрудник Государственной безопасности в чине старшего лейтенанта, выполняющий специальные задания, не женатый (что для нас имеет значение), проживающий в Праге XII, но в данный момент (в ноябре 1951 года) находящийся в больнице, рассказывает следующее:
«27 июня 1951 года в восемь часов утра я получил приказ ровно в полдень явиться в полной форме в Национальный банк. Мне не сообщили конкретно о моем задании, и я не был до этого знаком с Франтишеком Будинским, одним из директоров Национального банка.
В кабинете товарища Будинского меня представили трем лицам, ожидавшим моего прихода. Один из них, сержант Врана, оказался сотрудником Государственной безопасности. Он поступал в мое распоряжение. Двое других были банковские служащие лет сорока пяти, солидные, подчеркнуто вежливые люди. Их фамилии Шрамек и Войтирж. Мне показалось, что они сознают всю важность задачи и что выбор пал на них как на людей исключительно надежных и толковых… Согласно приказу, я проверил документы и полномочия Враны, Шрамека и Войтиржа, осмотрел оружие Враны и оба пистолета, которыми были вооружены Шрамек и Войтирж, и как руководитель группы нашел все в полном порядке.
