Современные польские повести - [34]

Столкновение этих сил почти неизбежно. Предотвратить его удается лишь случайно. Кто-то из офицеров штаба бронетанковых войск, которому подчинялось училище, сумел убедить его начальника, что Ремер «в полном порядке».

В неразберихе, которая царила поздним вечером 20 июля в Берлине, рота из батальона Ремера попала еще в один переплет.

Ротой командовал обер-лейтенант Шлее. Из нее отряжали людей для несения наружной охраны служебных зданий штаба на Бендлерштрассе.

Под вечер в здании стала заметно падать дисциплина, разладилась караульная служба. Часовые перестали слушаться штабных офицеров, ссылаясь на то, что ими командуют офицеры роты обер-лейтенанта Шлее.

В результате из всех постов на Бендлерштрассе остался один, у главного входа.

Шлее успел повидаться с майором Ремером сразу же после его визита к Геббельсу и разговора с фюрером. Когда он возвращается на Бендлерштрассе, тамошние приказы ему уже нипочем. Мерц фон Квиринхейм отменяет приказ Ремера об отводе его подразделения с Бендлерштрассе и концентрации батальона в саду Геббельса. Но Шлее, предоставленный самому себе, ускользает из здания и отправляется на поиски Ремера. Тот снова на беседе у Геббельса. Доктор Хаген вводит во время их разговора обер-лейтенанта Шлее. Тут наступает важная сцена. До сих пор Гитлер и его сторонники имели весьма туманное представление о путче. Было много неясностей, касавшихся Бендлерштрассе, гарнизонной комендатуры и Цоссена — ставки главного командования сухопутных войск. Откуда исходят приказы, кто руководит заговором?

— Господин рейхсминистр, — восклицает Шлее, — центр заговора на Бендлерштрассе!

— Откуда такая уверенность, обер-лейтенант? — спрашивает Ремер.

— Я пробыл там сегодня достаточно долго. Видел столько генералов! Приезжал даже один генерал-фельдмаршал.

— Кто? — осведомляется Геббельс.

— Да тот, который в сороковом году командовал группой армий во Франции, Витцлебен!

У Геббельса отлегло от сердца. Витцлебен теперь ничем не командовал, следовательно, не мог поддержать заговор «своими» частями.

— Значит, Бендлерштрассе… — задумчиво произносит Ремер. — Я получал приказания от фон Хазе…

— Но центр заговора там, у генерала Ольбрихта, — настаивает Шлее.

— Хорошо, — резюмирует Ремер. — Надо занять Бендлерштрассе, тогда все выяснится. Как прикажете, господин рейхсминистр?

— Действуйте, майор Ремер.

— Там хватит роты. Может, обер-лейтенанта Шлее? Он знаком с обстановкой.

— Действуйте, майор, действуйте. Это ваша задача.

— А что с Фроммом? Он тоже участвует в заговоре?

— Нет, говорили, что арестован.

— Итак, обер-лейтенант Шлее, вы займете со своей ротой здание на Бендлерштрассе. Всех оказывающих сопротивление арестовать! Всех арестованных освободить. Ясно?

— Так точно.

— Выполняйте.

Фон Шлее щелкнул каблуками и вышел. Рота с лейтенантами Арндсом и Шади располагалась в саду Геббельса. Обер-лейтенант распорядился произвести построение, сформировал маршевую колонну и двинулся на Бендлерштрассе. Уже смеркалось. Вскоре они оказались на месте. Часовой у парадного входа, заметив целое воинское подразделение, вызвал офицера. Но офицеру было сказано, что возвращается та же рота, чтоб охранять здание.

ФРОММ

Штауффенберг все еще метался между телефонными аппаратами и выкрикивал в трубки скороговоркой фразы, которые успел выучить наизусть. Звонков меньше, но они еще случаются. Звонят уже совсем не те люди, что звонили после полудня. Поскольку Кейтель уже разослал контринструкции, от Штауффенберга требуют не приказов, а аргументов. Он твердит свое, больше не умоляет, не настаивает. Надежды нет. Он выполняет свой долг.

Ольбрихт еще раз созывает своих штабников. Явно чувствуется перемена настроений. На протяжении дня они несколько раз менялись, за первоначальной неразберихой, нерешительностью и лихорадочным наверстыванием упущенного в связи с приездом Штауффенберга наметилось замедление темпа, потом расслоение офицеров на горстку заговорщиков и более многочисленную группу нерешительных, но таких, которые в своей нерешительности претерпевали определенную эволюцию. Поначалу и верили и не верили версии о смерти фюрера, но все же считались с этим. Со временем, особенно после официального сообщения, перестали верить заговорщикам, тем более что те не очень-то настойчиво обвиняли радио в дезинформации. После длинного жаркого дня наступил вечер, в здании зажгли электричество, опустили светомаскировочные шторы. Бездеятельное, но нервное ожидание в течение целого дня возымело свои последствия. В темных закоулках собирались маленькие, по два-три человека, группы, чтобы пошептаться. Большинство сходилось на том, что доводы заговорщиков неубедительны, что они основывались на лжи. Фюрер жив, следовательно, будет действовать. Самого пребывания на Бендлерштрассе уже достаточно, чтобы угодить под суд. Именно к этому сводились все разговоры. А выводы были однозначны. Единственный шанс давала лишь самая активная преданность.

Ольбрихт чувствовал это, но что он мог поделать? Еще раз созвал офицеров на совещание. Следовало приготовиться к отражению нападений извне, которые с часу на час становились все более реальными.