Современные куртуазные маньеристы - [8]

Шрифт
Интервал

Прижимая опасливо уши

И зажмурившись, мчится она.

Сквозь прищур малахитовость суши

Или моря сапфирность видна.

От суетности собственной стонет,

Как всегда человеческий род,

Ну а кошка вдруг время обгонит

И в грядущем помчится вперед.

Обгоняя весь род человечий,

Что в дороге постыдно ослаб,

В коммунизме без травм и увечий

Приземлиться та кошка могла б.

xxx

Мне сказал собутыльник Михалыч:

"Ты, Добрынин, недобрый поэт.

Прочитаешь стихи твои на ночь

И в бессоннице встретишь рассвет.

От кошмарных твоих веселушек

У народа мозги набекрень.

Ты воспел тараканов, лягушек,

Древоточцев и прочую хрень.

Ты воспел забулдыг и маньяков,

Всевозможных двуногих скотов,

А герой твой всегда одинаков

Он на всякую мерзость готов.

Ты зарвался, звериные морды

Всем героям злорадно лепя.

"Человек" - это слово не гордо,

А погано звучит у тебя".

Монолог этот кончился пылкий

На разгоне и как бы в прыжке,

Ибо я опустевшей бутылкой

Дал Михалычу вдруг по башке.

Посмотрел на затихшее тело

И сказал ему строго: "Пойми,

Потасовки - последнее дело,

Мы должны оставаться людьми.

Но не плачься потом перед всеми,

Что расправы ты, дескать, не ждал:

Разбивать твое плоское темя

Много раз ты меня вынуждал.

И поскольку в башке твоей пусто,

Как у всех некультурных людей,

Лишь насильем спасется искусство

От твоих благородных идей".

xxx Для женщин я неотразим, Они мне все твердят об этом. Кричит иная: "Сколько зим!" Желая сблизиться с поэтом. Гляжу я тупо на нее, Поскольку я ее не знаю, Но удивление свое При том никак не проявляю. "И что их так ко мне влечет?" Я размышляю неотступно, Но отвергать людской почет Для сочинителя преступно. Не зря нам дамы без затей Себя подносят, как на блюде, Ведь мы же пишем для людей, А женщины, бесспорно, люди. Коль женщина любовь свою Тебе вручила в знак почета, Обязан бросить ты семью И, по возможности, работу. Ликуй, коль мудрая жена К тебе плывет сквозь бури века, Заслуженно награждена Высоким званьем человека.

XXX

Когда мы посетили то,

Что в Англии зовется "ZOO",

Придя домой, и сняв пальто,

Я сразу стал лепить козу.

Я понял тех, кому коза,

А временами и козел

Милей, чем женщин телеса,

Чем пошловатый женский пол.

Коза не думает, как жить,

А просто знай себе живет,

Всегда стараясь ублажить

Снабженный выменем живот.

Но, вздумав нечто полюбить,

Отдаться чьей-то красоте,

Ты это должен пролепить,

Чтоб подчинить своей мечте.

Чтоб сделалась твоя коза

Не тварью, издающей смрад,

Не "через жопу тормоза",

А королевой козьих стад.

Протокозы янтарный знак

Господь прорезал, взяв ланцет,

Чтоб нам явилась щель во мрак,

В ту тьму, что отрицает свет.

Простой жизнелюбивый скот,

Видать не так-то прост, друзья:

Напоминанье он несет

В зрачках о тьме небытия.

Коза несет в своем глазу

Начало и конец времен,

И я, кто изваял козу,

Я выше, чем Пигмалион.

XXX

Мое бессовестное пьянство

Душа терпеть не захотела

И с гневом унеслась в пространство,

Подвыпившее бросив тело.

Но тело даже не моргнуло

Остекленевшим красным глазом

Оно лишь сдавленно икнуло,

Стакан ликера хлопнув разом.

Хоть сам-то я забыл об этом

Со слов друзей мне стало ясно,

Что без души по всем приметам

Я чувствовал себя прекрасно.

Толпа девиц вокруг плясала,

А тело любит это дело.

Кряхтя, с дивана грузно встало

Душой оставленное тело.

Оно цинично ухмылялось,

Смотрело, чем бы угоститься,

Порой приплясывать пыталось,

Хватало дам за ягодицы.

Покуда же все это длилось,

Душа с прискорбием глядела,

Как безобразно веселилось

Душою сброшенное тело.

Душа давно уже свихнулась

На репутации и чести,

Но утром все-таки вернулась,

И мы покуда снова вместе.

Мне смысл случившегося ясен

Я с вероятностью большою

Скажу: поэту не опасен

Разлад меж телом и душою.

Возможно, он кого-то губит,

Но только заурядных смертных,

А дамы кавалеров любят

Бездушных и жестокосердных.

XXX

В мире эротических фантазий,

В сладком мире сексуальных грез

Нет уродства, ненависти, грязи,

И шипы не защищают роз.

Розы там торопятся разверзнуть

Вам навстречу чашечку цветка.

Там на ложе женщину повергнуть

Словно выпить кружечку пивка.

Там мораль не оглупляет женщин

И мужчина весел потому,

И, подобно братьям нашим меньшим,

Глупый стыд неведом там ему.

Словно кнопкой щелкая на пульте,

Сквозь мечты он мчится напролом,

Предаваясь страсти в Акапулько,

В Сочи, в Ялте, в будущем, в былом.

В мире эротических фантазий

С неба льется идеальный свет.

Да, там не бывает прочных связей,

Но и нудных связей тоже нет.

Мы приходим в этот мир, несхожий

С нашим миром скорби и труда

К дивным дамам с шелковистой кожей

И любезно приняты всегда.

Распрямится там забитый житель

Всякой человечьей конуры.

Там мужчина - вечный победитель,

Побежденным сыплющий дары.

Если глянуть через эту призму,

Смысла нет в общественной борьбе.

Этот мир - он лучше коммунизма,

И любой несет его в себе.

XXX

Чтобы выжить, надо много есть,

При этом правильно питаясь.

Не вздумай, как иной китаец,

Всем блюдам кашу предпочесть.

Китаец, впрочем, не балбес:

Едва юанем разживется,

Как вмиг на торжище несется,

Стремясь купить деликатес.

И покупает там сверчков,

Ежей, лягушек, тараканов,

Помет манчжурских павианов,


Еще от автора Дмитрий Львович Быков
Июнь

Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…


Истребитель

«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.


Орфография

Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.


Девочка со спичками дает прикурить

Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.


Оправдание

Дмитрий Быков — одна из самых заметных фигур современной литературной жизни. Поэт, публицист, критик и — постоянный возмутитель спокойствия. Роман «Оправдание» — его первое сочинение в прозе, и в нем тоже в полной мере сказалась парадоксальность мышления автора. Писатель предлагает свою, фантастическую версию печальных событий российской истории минувшего столетия: жертвы сталинского террора (выстоявшие на допросах) были не расстреляны, а сосланы в особые лагеря, где выковывалась порода сверхлюдей — несгибаемых, неуязвимых, нечувствительных к жаре и холоду.


Сигналы

«История пропавшего в 2012 году и найденного год спустя самолета „Ан-2“, а также таинственные сигналы с него, оказавшиеся обычными помехами, дали мне толчок к сочинению этого романа, и глупо было бы от этого открещиваться. Некоторые из первых читателей заметили, что в „Сигналах“ прослеживается сходство с моим первым романом „Оправдание“. Очень может быть, поскольку герои обеих книг идут не зная куда, чтобы обрести не пойми что. Такой сюжет предоставляет наилучшие возможности для своеобразной инвентаризации страны, которую, кажется, не зазорно проводить раз в 15 лет».Дмитрий Быков.


Рекомендуем почитать
Поэты пушкинской поры

В книгу включены программные произведения лучших поэтов XIX века. Издание подготовлено доктором филологических наук, профессором, заслуженным деятелем науки РФ В.И. Коровиным. Книга поможет читателю лучше узнать и полюбить произведения, которым посвящен подробный комментарий и о которых рассказано во вступительной статье.Издание предназначено для школьников, учителей, студентов и преподавателей педагогических вузов.


100 стихотворений о любви

Что такое любовь? Какая она бывает? Бывает ли? Этот сборник стихотворений о любви предлагает свои ответы! Сто самых трогательных произведений, сто жемчужин творчества от великих поэтов всех времен и народов.


Лирика 30-х годов

Во второй том серии «Русская советская лирика» вошли стихи, написанные русскими поэтами в период 1930–1940 гг.Предлагаемая читателю антология — по сути первое издание лирики 30-х годов XX века — несомненно, поможет опровергнуть скептические мнения о поэзии того периода. Включенные в том стихи — лишь небольшая часть творческого наследия поэтов довоенных лет.


Серебряный век русской поэзии

На рубеже XIX и XX веков русская поэзия пережила новый подъем, который впоследствии был назван ее Серебряным веком. За три десятилетия (а столько времени ему отпустила история) появилось так много новых имен, было создано столько значительных произведений, изобретено такое множество поэтических приемов, что их вполне хватило бы на столетие. Это была эпоха творческой свободы и гениальных открытий. Блок, Брюсов, Ахматова, Мандельштам, Хлебников, Волошин, Маяковский, Есенин, Цветаева… Эти и другие поэты Серебряного века стали гордостью русской литературы и в то же время ее болью, потому что судьба большинства из них была трагичной, а произведения долгие годы замалчивались на родине.