Современная швейцарская новелла - [145]

— Старина! Кустер! — И совсем тихо: — Помогите мне!

Кустер взглянул на него, засопел и ничего не ответил.

— Я же заплачу! Я заплачу любую сумму! Сколько, господин Кустер, скажите мне — сколько!

— Ничего. Теперь уже ничего, — ответил Кустер.

Тут Штрайфф, который уже давно все понял, начал осознавать все еще более отчетливо; съежившись и сгорбившись, он застыл на деревянном табурете. «Сделал меня больным и смотрит теперь, как я подыхаю! Он меня в могилу сведет, окаянный знахарь, просто в могилу!»

— Колдун проклятый! Я тебе покажу! — вырвалось у него вдруг. — Я тебя прикончу! Можешь не сомневаться!

Кустер достал свою бутыль.

Штрайфф, брызгая слюной, продолжал ругаться, пока у него не перехватило дыхание. Он возбудит против него дело в суде! Ого! Не по поводу его целительных способностей, нет, он ухмыльнулся язвительно, не из-за этой чертовщины, сейчас, слава богу, не средневековье, а касательно сотенной, вот он, крючок, на этом крючке он его и вздернет, да, именно так он и сделает! Сотенная, полученная им тогда, восемнадцатого мая, в субботу, он все отлично, отлично помнит! По поводу той сотенной и всех других денег, которые он требовал и брал у своих клиентов. Он его так прижмет, что тот узнает, где раки зимуют! Он знает все пути и средства! Он поищет свидетелей и найдет их!

— Ты ответишь за каждую сотенную! Ого! А если понадобится — за каждую десятку, — угрожал Штрайфф. — Вот так я с тобой разделаюсь, Кустер! Вот так, слышишь? Одной рукой, пьянчуга вонючий! Шарлатан! Отравитель! Проклятый убийца из-за угла! — Он перешел на крик. — Ты еще не знаешь, с кем имеешь дело!

Крестьянин Йозеф Кустер сказал только: нет. Это-то он знает довольно хорошо! Он останавливает свой блестящий никелированный отвес, поднимает его, прячет, затем достает двумя пальцами сложенную сотенную из жилетного кармашка и засовывает ее Штрайффу за галстучный зажим, откидывается на спинку стула, вытирает вспотевшее лицо большим желтым носовым платком, прикладывается к бутыли, после чего берет пробку и, пытаясь подавить отрыжку, тщательно вкручивает ее в бутылочное горлышко, говорит, что приглашение к ужину все еще действительно, Марио успел уже ощипать еще одного петушка, и было бы очень жаль дать пропасть свежевыпотрошенной птичке.

Вздрогнув, Штрайфф почувствовал себя таким же молодым и здоровым, каким приехал полтора или два часа назад.

Потом он поднялся, совершенно одеревеневший, растерянный, пристыженный, и, молча, дрожа всем телом, нащупал дорогу через крестьянский дом на улицу, к своей машине, стоящей уже только наполовину в тени под ореховым деревом, а наверху, в мансарде, остались медленно сохнущие, медленно впитывающиеся в черное дерево потные следы его рук, а рядом с ними — темные очки, блестящие на матовой черноте стола.

Как уже было сказано, Кустер погиб спустя три месяца после этого восемнадцатого мая шестьдесят восьмого года под колесами грузовика — Йозеф Кустер, знаменитейший целитель и пресловутейший чародей тех мест, заклинатель болезней, врачеватель, знахарь, колдун, ведьмак, пьяница, крестьянин.

Йорг Штайнер

© 1980 by Jörg Steiner

ИСКУШЕНИЕ СВОБОДОЙ Перевод с немецкого В. Седельника

В двадцать они уже совершеннолетние. — Директор вздохнул. Фройляйн Кемп подняла глаза от пишущей машинки, когда он, едва не задев ее, прошел к окну. — Что вы думаете о погоде?

— Думаю, удержится, — ответила фройляйн.

Он плюхнулся в кожаное кресло у стены, вытянул ноги; сюда директор пришел прямо из свинарника и не успел переобуться.

— Кто сегодня дежурный?

Секретарша опустилась перед ним на колени и вцепилась в верх голенища. Нет, к каблукам она не прикасалась: не хочет же он, чтобы она вымазала руки этой вонючей жижей. Она подняла раскрасневшееся лицо.

— Молодчина! — Он стряхнул с ног сапоги, швырнул их под стол для посетителей и стал смотреть, как краснота на ее лице отливает к скулам.

Она теребила пальцами брошку на блузке, застегнутой на все пуговицы. Он не против, если она откроет окно? Погода пока вполне приличная; она робко улыбнулась ему. Он сидел за столом и не спускал с нее потемневших глаз. Сильный, здоровый мужчина!

— Так кто же сегодня дежурный?

Она сверилась с расписанием.

— Мартин Кнехт, — сказала она.

— Мартин Кнехт, — повторил он.

— Да вы же и так знаете.

Директор встал, оперся руками о подоконник и стал смотреть в окно, во двор, покрытый галечником. Пусть она вызовет его, этого Кнехта; ключ лежит в сейфе. И пусть она ему скажет, что после ужина он может поиграть во дворе в вышибалу. Надо дать ему первое ощущение свободы, сейчас это очень важно.

Она неслышно прикрыла за собой дверь. Он постоял еще немного у окна, потом — все еще в носках — сел за письменный стол, взялся за телефонную трубку, помедлил.

Предстояла рядовая, обычная в детских колониях операция. Но где уверенность, что тебя не подслушивают? В таком деле надо заручиться поддержкой извне, на всякий случай. Трубку на другом конце сняла женщина, и он назвал себя:

— Келлерман, директор исправительной колонии в Брандмоосе. Да, вы не ошиблись, я его брат. Жду.

В трубке послышался голос Андре.

— У меня опять назревают события, Андре, — сказал он. — Опять критический возраст.