Современная швейцарская новелла - [137]

Не успевал он повесить полотенце или простыню на крючок или закинуть их на перекладину, как они снова оказывались на полу. И никому до этого не было никакого дела.

Привык он и к тому, что его ботинок постоянно оказывался под шкафом, у самой стены. Когда он, стоя на колене, с помощью рожка на длинной ручке с трудом вытаскивал ботинок из-под шкафа, все усердно трудились: одни втирали в волосы туалетную воду, причесывались, другие подсчитывали, на сколько они похудели, мазались кремом, обрызгивали себя дезодорантом, одевались, беседовали друг с другом. Они чувствовали себя посвежевшими, будто заново на свет родились, и договаривались вместе распить в «Волах» по кружке пива.

Когда бы они ни приходили, в понедельник ли, во вторник или же в любой другой день, они все знали, что им предстоит сделать и чего делать не надо.

Хуггенбергер приходил нерегулярно; теперь он ставил свой ботинок в шкаф, приносил газету и напитки с собой, потому что, какой бы напиток он ни попросил, все неизменно бывали уже распроданы. В душевую он брал одно лишь полотенце и постоянно таскал его с собой; прежде чем встать под душ или окунуться в бассейн, он вешал его на крючок и не спускал с него глаз. Но и при этом иной раз случалось, что полотенце оказывалось сорванным с крючка проходившим мимо либо снимавшим свое полотенце клиентом.

Хуггенбергер держался сдержанно-сухо и тогда, когда с ним вежливо здоровались, не вмешивался ни в какие разговоры, ни о чем не просил. Он хотел лишь покоя, хотел отдохнуть, восстановить силы; он переодевался, вставал на весы, даже если они стояли в таком месте, где ему трудно было ими пользоваться; принимал душ, беспрестанно поглядывая, на месте ли полотенце, мыло сразу относил в шкаф, хотя это и было для него утомительно.

Когда его место возле печи бывало занято, а так случалось почти всегда, Хуггенбергер взбирался на полку повыше. Прежде он перелезал через бортик бассейна, а из-за новых хромированных перил ему теперь от бассейна пришлось отказаться, да и спускаться по новой лесенке, которую сделал Траксель, стало для него еще более сложно и опасно.

Хуггенбергер строго придерживался установленного порядка, мылся точно так же, как это делали другие, чесался тоже не чаще их и не дольше остальных сидел в парилке. Он привык к тому, что разговаривали с ним только новые клиенты, да и те только самое первое время.

Хуггенбергер старался не замечать, что Траксель, его жена и их новый помощник всякий раз, когда он в холле хотел перекинуться с ними словом, как правило, бывали заняты.

Массажист находил иногда минуту-другую, чтобы обменяться с ним парой слов, предложить образец нового шампуня или мыла.

Траксель массажиста не одобрял, но и не ругал, он только говорил: «Надо, однако, во всем знать меру».

Хуггенбергер никогда не приходил по расписанию, как другие, — раз в неделю или хотя бы раз в две недели и, как они, всегда в один и тот же день. Этим он сбивал их с толку, все время держа в напряжении.

Он это делает нарочно, говорили они, просто смеется над нами.

Уже одна мысль о том, что он в любой момент может появиться, портила им настроение.

Все были буквально потрясены, когда он после недельного перерыва снова появился в холле и неожиданно попросил дать ему две махровые простыни и мыло.

Теперь Хуггенбергеру уже не надо было неотрывно следить за простынями, пока он раздевался, снимал протез и ставил его в шкаф рядом с ботинком, а затем вдоль шкафов пробирался к весам.

— Конечно, две простыни это дороже, зато проще, — объяснил Хуггенбергер, — так мне не придется таскать с собой сумку. И стирать не придется.

Ответом ему было гробовое молчание.

— Я холостяк, — рассказывал Хуггенбергер. — И потом… мое состояние… Вот в чем сложность. Но свет не без добрых людей. Два раза в неделю у меня убирает и готовит женщина, — продолжал Хуггенбергер при полнейшем молчании остальных. — Мне это очень удобно, ведь я весь день работаю.

Хуггенбергер умолк, лишь когда заметил, что остался в душевой один. В парилке он тоже сидел один, в комнате отдыха все притворились спящими, а в аэрарии будто невзначай столпились вокруг гимнастических снарядов.

— Что бы нам еще такое придумать, чтобы от него избавиться?

В конце концов, говорили они, мы всего лишь клиенты, это Траксель обязан заботиться о том, чтобы нам было хорошо, если он не хочет всех нас потерять. Ведь если уйдет хоть один, все последуют его примеру!

— Противно смотреть, как этот тип подолгу расчесывает свою культю, а уж воздух в парилке, стоит там появиться Хуггенбергеру, сразу портится, и запах неприятный, как от гнилого картофеля, это все заметили, — заявил клиент из группы, приходившей по понедельникам. Во всяком случае, лично он, чтобы избежать встречи с Хуггенбергером, впредь будет посещать сауну по средам.

— А недавно этот Хуггенбергер массировал голову пластмассовой щеткой для волос, и она издавала просто отвратительные звуки, — добавил клиент из группы, ходившей в сауну по средам. И потому он уж теперь будет приходить по пятницам.

— Хуггенбергер производит впечатление человека неопрятного, — заметил один из тех, что ходили в сауну по вторникам.