Современная проза Сингапура - [80]

Шрифт
Интервал

Письмо Джейсону

перевод Н. Степановой

Послушай, Джейсон, а ведь любви больше не существует. Может, ее вовсе не было и нас всех водили за нос, как с Санта-Клаусом и добрыми волшебницами? Помнишь, как я был возбужден в ночь под Рождество, как прятался за лестничной балюстрадой, ждал красноносого оленя Рудольфа? Я не мог поверить своим близоруким глазам, когда преспокойненько вошел папа с кучей всего этого барахла и стал распихивать его по чуланам. Я часами шил свой чулок, порол и снова вышивал на нем сани, наивно полагая, что Санта-Клаус оценит старание. Мой бог, у него не хватило ни ума, ни такта хотя бы переодеться Клаусом. Даже не припомню, чтобы мама поцеловала его на Рождество — она буквально валилась с ног, провозившись весь день с громадной фаршированной индейкой.

Когда мне было восемнадцать и я влюбился, я перестал наведываться в отдаленный закуток сада, где подкарауливал фей. Один шутник как-то сказал мне, что волшебницы взимают плату снегом и оттого не особо жалуют тропики. Тщетная попытка спасти мою веру в сказку. Но это было не так страшно. Зато я видел звезды, напевал песни (даже пробовал мотивы из опер, можешь себе представить? нет? — я так и думал). Во время отлива мы сиживали на берегу на замшелых камнях, а с моря доносились диковинные, щекочущие ноздри запахи. Я считал падающие звезды, я загадывал самые пылкие и столь же глупые желания и совершенно искренне верил, что способен умереть от восторга. Я, естественно, не умер. Умер восторг.

Ты понимаешь, что я хочу сказать о любви. Ее расплескали по женским журналам, как избыток парфюмерии на нарядном платье. Банальная сентиментальщина, величаемая романтической литературой, — переливание из пустого в порожнее о великом слащаво-приторном чувстве, называемом любовью. И внутри у тебя все раскисает при виде «неотразимой» героини. Даже не красотки с журнальной обложки. Обыкновенной дешевки. Не понимаю, отчего люди падки на такую чушь! Хочешь знать, как я называю подобные поделки, дружище? Реклама, Джейсон, иначе известная как эксплуатация потребителей.

После пары роликов в киношке или по «ящику», перед которым проводишь не меньше половины активной жизни и часть сна (не спрашивай меня, в чем прелесть послеобеденной дремы перед «телеком» — я понятия не имею), «клиент» готов. Да-да. Ты начинаешь верить, что от какого-то дурацкого ароматизированного мыла заблагоухаешь, как душистый сад; или, что если усердно драиться, то из-под «гусиных лапок» у глаз, безобразной пигментации и обвислых щек вырвется на волю новая Грета Гарбо. Нельзя же развешивать уши всякий раз, когда какому-нибудь рекламному агенту вздумается нас дурачить! Чего гоняться за каким-то вшивым шампунем только из-за того, что он содержит экстракты невероятно редких трав и придаст волосам естественную укладку, эластичность и свежесть? Не знаю, как ты относишься к естественно уложенным волосам. А по мне, так лучше послушать про Микки Мауса.

Да, мне известно, что транснациональные корпорации производят лучший в мире куриный бульон, чья крепость и вкусовые качества — не целиком продукт рекламы. С такими ресурсами, как у них, было бы смешно ожидать иного. Не размазню же из вчерашних остатков!

Думаешь, я хватил через край? Любовь не искусное наваждение и не обман рекламы? Как же, как же, помню. Любовь — великое облагораживающее чувство, которое спасет человечество, удержит от безумной гонки навстречу собственной погибели. Ответь (мне действительно любопытно) — может любовь накормить и одеть миллионы голодных и босых? Уничтожить войну или инфляцию, предрассудки или глупость?

Ты убежден, что, когда есть любовь, ничего больше не нужно. Броди себе и, как блаженный, питайся свежим воздухом да размышляй о милых никчемностях. А когда зубы выпадут, Джейсон, ты снова станешь уверять, что тебе ничего не надобно, кроме любви? Так вот что я тебе скажу. Любовь нельзя вдохнуть или понюхать, нельзя ни пощупать, ни попробовать на вкус. А уж с нашим смогом и повышенным уровнем шумов не стану упрекать, коль тебе не удастся ни разглядеть ее, ни расслышать. Не говори, что я туп и не понимаю абстракций. Абстракции — спасение недоумков. А объяснить не можешь, потому что объяснять нечего: любви попросту нет.

Пора повзрослеть, Джейсон. Мир — замечательная штука. Он перед тобой, он ждет тебя, как и миллиарды других. Не надо быть экспертом ООН по народонаселению, чтобы понимать: каждый живет сам по себе и любовь не лежит на блюдечке. Она такой же товар, зависящий от спроса и предложения, и позволь напомнить, что предложение весьма ограниченно (если запросы вовсе не иссякли). Возможно — это не более чем мое предположение, — что ты еще продолжаешь думать: «Veni, vidi, vici». Латынь — мертвый язык. Она погубила римлян и тебя загубит. Любовь мертва, как латынь. Ах, Джейсон, тебе бы уж следовало знать, что бесполезно биться головой о каменную стену. И чего ты такой упрямый? Наслушался болтовни о том, что миру не хватает любви. Еще одно расхожее словечко в пресловутой трескотне. Но если начистоту, приятель, я самый большой лопух на свете. Я бы и сам не поверил. Втрескаться в елочную куклу в упаковке из мишуры. Наверное, сослепу. Вот уж поделом! Валяй, называй меня идиотом. Пичкай своими любимыми теориями насчет Фрейда, окружающей среды, личности и чего еще там. Ибо, доктор, у меня налицо все симптомы, и если ты меня не вылечишь, то, боюсь, больше некому.


Рекомендуем почитать
Конец черного лета

События повести не придуманы. Судьба главного героя — Федора Завьялова — это реальная жизнь многих тысяч молодых людей, преступивших закон и отбывающих за это наказание, освобожденных из мест лишения свободы и ищущих свое место в жизни. Для широкого круга читателей.


Узники Птичьей башни

«Узники Птичьей башни» - роман о той Японии, куда простому туристу не попасть. Один день из жизни большой японской корпорации глазами иностранки. Кира живёт и работает в Японии. Каждое утро она едет в Синдзюку, деловой район Токио, где высятся скалы из стекла и бетона. Кира признаётся, через что ей довелось пройти в Птичьей башне, развенчивает миф за мифом и делится ошеломляющими открытиями. Примет ли героиня чужие правила игры или останется верной себе? Книга содержит нецензурную брань.


Босяки и комиссары

Если есть в криминальном мире легендарные личности, то Хельдур Лухтер безусловно входит в топ-10. Точнее, входил: он, главный герой этой книги (а по сути, ее соавтор, рассказавший журналисту Александру Баринову свою авантюрную историю), скончался за несколько месяцев до выхода ее в свет. Главное «дело» его жизни (несколько предыдущих отсидок по мелочам не в счет) — организация на территории России и Эстонии промышленного производства наркотиков. С 1998 по 2008 год он, дрейфуя между Россией, Украиной, Эстонией, Таиландом, Китаем, Лаосом, буквально завалил Европу амфетамином и экстази.


Ворона

Не теряй надежду на жизнь, не теряй любовь к жизни, не теряй веру в жизнь. Никогда и нигде. Нельзя изменить прошлое, но можно изменить свое отношение к нему.


Сказки из Волшебного Леса: Находчивые гномы

«Сказки из Волшебного Леса: Находчивые Гномы» — третья повесть-сказка из серии. Маша и Марис отдыхают в посёлке Заозёрье. У Дома культуры находят маленькую гномиху Макуленьку из Северного Леса. История о строительстве Гномограда с Серебряным Озером, о получении волшебства лепреконов, о биостанции гномов, где вылупились три необычных питомца из гигантских яиц профессора Аполи. Кто держит в страхе округу: заморская Чупакабра, Дракон, доисторическая Сколопендра или Птица Феникс? Победит ли добро?


Розы для Маринки

Маринка больше всего в своей короткой жизни любила белые розы. Она продолжает любить их и после смерти и отчаянно просит отца в его снах убрать тяжелый и дорогой памятник и посадить на его месте цветы. Однако отец, несмотря на невероятную любовь к дочери, в смятении: он не может решиться убрать памятник, за который слишком дорого заплатил. Стоит ли так воспринимать сны всерьез или все же стоит исполнить волю покойной дочери?