Современная португальская повесть - [19]

— Ты что, забыл, что вот уж два года, как я без работы?.. «Хочешь… не хочешь?» — говоришь. Хочу! И не так много: работы хочу, чтобы жрать было что в доме.

— Хватит об этом! Ну! Ведь есть где заработать, так в чем же дело? Нужно только решиться, и все!

— Решился я.

— Вот и ладно. И увидишь — не раскаешься. За это хорошо платят. Вернешься и все сполна получишь.

— Если бы так…

Палма опускает голову, поля шляпы скрывают его лицо. Задумавшись, он опять принимается вертеть стопку в руке.

— Дочь моя была против. Она сказала, что все крестьяне идут в город просить работу. Они действительно идут, я знаю. Кто ничего не имеет, тот на все согласен.

— Я тоже слышал об этом. — Галрито прикрывает глаза. — Ну а что же ты?

— Я… У меня еще дом есть.

— А, эта развалюха? Да она скоро рухнет. — Горькая усмешка морщит уголки губ Галрито. — Да и что тебе в нем?

— Как это! Живем в доме. А без дома и не знаю что делать буду.

Появляется Жозе Инасио Мира.

— Пора, ребята.

Галрито выпивает еще одну стопку, и они встают.

— Брось думать, — говорит Жозе Инасио, кладя руку на плечо Палмы. — Сейчас тебе нужна ловкость и твердость. Понятно?

Палма высвобождает плечо и идет к двери вслед за Галрито. На какое-то мгновение останавливается, потом исчезает в черноте ночи.

Вернувшись, Жозе Инасио Мира сталкивается у перегородки, отделяющей лавку от жилой части дома, с женой.

Франсиска, как и муж, одета в черное. Как и муж, она высока и здорова. Широкая юбка в складку почти скрывает ноги, шаль слегка обтягивает грудь. Из-под плотно повязанного головного платка смотрит явно обеспокоенное лицо.

— Не волнуйся, — говорит Жозе Инасио. — Палма, несмотря ни на что, — человек верный.

— Быть может. Только не для него это. Ты ведь так же думаешь.

На столе около бутылки так и стоит нетронутая стопка водки.

— И как он справится? — Франсиска чуть заметно качает головой. — Даже выпить забыл.

Дважды обойдя лавку, Жозе Инасио Мира скрывается за перегородкой и садится у очага.

— Сам не знаю.

— Вот то-то.

Франсиска садится рядом. Они молча смотрят на огонь, неотступно думая все о том же. Думая и стараясь вообразить все возможные осложнения.

— Будет, — говорит Жозе Инасио, — ничего не должно случиться.

Он принимается скручивать сигарету и, прикурив от головешки, медленно выпускает облако дыма.

— Посмотрим.

10

Согнувшись под тяжестью огромных мешков, мужчины поднимаются с земляного пола, с нетерпением ожидая момента, когда будет приказано двинуться в путь.

Корона встает на скамью, чтобы погасить лампу. Но прежде он все внимательно осматривает. Его могучая, плечистая, коротконогая фигура, стараясь удержать груз, подается вперед. Круглые, холодные, ничего не выражающие глаза шныряют по сторонам, как два недобрых зверька.

Помещение похоже на старую заброшенную конюшню. По углам, устилая изъеденные жучком балки, висит плотная паутина. Завалившаяся набок, без единого колеса телега упирается оглоблей в кормушку. На торчащих из балок огромных гвоздях висят мешки, упряжь, обрывки веревок. Ящики самых разных размеров валяются по углам на устланном подгнившей соломой полу.

— Кто-нибудь курил?

Трое стоящих в ожидании отрицательно качают головой.

Галрито почти не видно за огромным мешком, всегда готовый к стычке, высокий полнокровный Банаиса с округлыми плечами поворачивает к нему заросшее черной бородой лицо. Он недоверчиво косится на Палму.

Палма около телеги подтягивает проходящие под мышками ремни, стараясь создать равновесие. Из внутреннего кармана он вытаскивает нож и сует его в брюки.

— Видал! — восклицает Банаиса тоном человека, получившего подтверждение своим догадкам. — Этот тип уже приготовился: нож в брюки сунул.

Стоя с мешком на спине, Галрито примиренчески машет рукой.

— Оставь! Ты ж знаешь… когда впервые идешь нашей дорогой, только и думаешь, что тебя ждут предательство и смерть…

— Какое мне дело, что он там думает? Не хочу в силки попасть. Такие, как он, каждого пугаются и всех предают.

— Ошибаешься, — прерывает его Палма грубым, ничего хорошего не предвещающим тоном. — Нет среди вас никого, кто бы мог меня напугать. И уж во всяком случае, не ты.

Голос стоящего на скамье Короны звучит строго:

— Кончай!

Воцаряется тишина. Только теперь его заскорузлые пальцы гасят пламя фитиля.

Под ногами в кромешной тьме шуршит солома. Скрипят на петлях ворота, и порывистый ветер с силой врывается в конюшню. Корона снаружи вслушивается в спустившиеся на поля сумерки: его натренированный слух ловит малейший шум.

— Пошли, — приказывает он. — Иди, Палма, иди! Остальное на моей совести.

Он задерживается и после того, как все выходят, запирает ворота. Впереди быстрым шагом идет низкорослый Галрито. Около дубовой рощи Корона нагоняет их и берет на себя командование группой, идущей гуськом.

Ноги вязнут в грязи, скользят, то и дело тонут в лужах. Но спешка не позволяет выбирать дорогу. Они идут напрямик через нескончаемый лес. Идут быстро и, только натыкаясь на стволы деревьев, замечают их, обходят вокруг, точно тени. Завывающий ветер набрасывается на ветви дубов, треплет их. Слышится резкий хруст схлестывающихся и ломающихся веток.

— Ну и ночь, черт побери, — бормочет Галрито. — Того и гляди, все в тартарары полетит.