Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения - [45]

В 1929 г., после того как он узнал, что научное сообщество признало его достижения, Витгенштейн вернулся в Англию, в Кембриджский университет. В 1939 г. он даже сменил известного философа Г. Мура на посту профессора философии Кембриджского университета. Во время Второй мировой войны, стремясь внести свой вклад в победу союзников, он оставил философию и пошел работать в Лондонский госпиталь. В 1947 г. вышел в отставку.

Витгенштейн начинает с того, что строит плюралистическую картину мира. Мир обладает атомарной структурой и состоит из фактов («Мир есть совокупность фактов, а не вещей», 1.1). Факт, по Витгенштейну, — это все, что случается, все, что имеет место. Атомарные факты могут объединяться в более сложные молекулярные факты. Но самое главное, и здесь он повторяет Бертрана Рассела, факт — это все то, что делает предложение, описывающее его, истинным. Если в мире какой-то факт имеет место, то предложение истинно, если же нет — ложно. Атомарные факты никак не связаны друг с другом, поэтому в мире нет никаких закономерных связей. «Вера в причинную связь есть предрассудок», — пишет Витгенштейн (5.1361).

Однако интерес Витгенштейна был направлен не столько на факты, сколько на язык, которым мы пользуемся, и его отношение к миру фактов. Бертран Рассел полагал, что структура логики, как основа идеального языка, должна быть такой же, как структура мира. Витгенштейн развил эту мысль, утверждая, что предложение — это образ, логическая фотография факта. То, что отождествляет образ и факт, и есть структура предложения и факта. Поэтому предложение, если оно истинно, само показывает свой смысл.

У Витгенштейна мысль и предложение фактически совпадают друг с другом, поскольку в обоих случаях речь идет о логическом образе факта. В то же время и образ — это всего лишь один из фактов, то есть образ — это такой факт, который изображает другой факт.

Сложные предложения в языке, которые мы используем, чтобы передать информацию, могут быть подвергнуты анализу с точки зрения составляющих их отдельных предложений. Очевидно, что в какой-то момент этот процесс анализа должен остановиться, и мы встретимся с основными строительными блоками языка — элементарными предложениями, которым соответствуют эмпирические элементы. Вся многообразная действительность рассматривается мыслителем в виде совокупности фактов, как бы лежащих в одной плоскости. Параллельно им находится плоскость, заполненная элементарными предложениями, отражающими чувственные восприятия. Иными словами, структура фактов является проекцией структуры предложений. По Витгенштейну, в качестве таких элементарных предложений следует рассматривать наименования предметов и явлений. С точки зрения Витгенштейна, только имена существительные отвечают этим требованиям. Таким образом, элементарные предложения — это прежде всего имена существительные. Имена существительные действительно разрешают проблему, поскольку имя обретает смысл без посредничества других предложений. Имена существительные также прямо связаны с окружающим миром, поскольку имена определяют объекты, а объекты придают им смысл. Следовательно, если осмысленное использование языка в конечном счете устанавливает, что имена существительные — это основные единицы смысла, прямо связанные с объектами, то это объясняет критический пафос по отношению к моральным и политическим теориям.

«Августин, описывая то, как его обучали языку, рассказывает, что его учили говорить посредством заучивания названия предметов. Ясно, что, кто бы ни говорил такое, он подразумевает способ, при помощи которого ребенок обучается таким словам, как "человек", "сахар", "стол" и т.д. Конечно же он не думает в первую очередь о таких словах, как "не", "но", "может быть"».

Людвиг Витгенштейн. Коричневая книга

Главное отличие идеи Витгенштейна от теории его учителя Бертрана Рассела заключается в том, что его анализ приобрел негативный смысл. Иными словами, его аналитические приемы были направлены не столько на позитивное решение проблем и конструирование новых теорий, сколько на освобождение имеющегося знания от всего «мистического» или «метафизического», куда попадала вся традиционная проблематика философии и политической теории.

Если предложения, содержащиеся в нормативных политических текстах, не могут быть подвергнуты подобному анализу, то они не имеют смысла. Витгенштейн не поясняет, о каких именно объектах идет речь, но если принять позитивистскую точку зрения, то такими объектами могут быть либо материальные объекты, либо чувственный опыт. Тогда очевидно, что весь политико-теоретический язык подвергается сомнению. С каким чувственным опытом или материальными объектами могут быть связаны такие понятия, как общее благо, права человека, потребности, интересы, справедливость и др.?

В заключительном тезисе «Трактата» этот вывод сформулирован вполне прозрачно. Моральный и оценочный язык не выдерживает обычно истинно функционального анализа и «моральные объекты» в познавательно осмысленном ключе. В знаменитом параграфе 6.42 и особенно в 6.421 «Трактата» говорится: