Современная китайская проза - [6]

Новичок, неприятно удивленный, оглянулся и внимательно посмотрел на старика. Лет под шестьдесят, держится прямо, высок и крепок. Кожа на лице напоминает кору горного дерева, выдубленную водой и ветром. Глаза, маленькие, спрятанные под густыми бровями, то прищурены — и тогда лицо принимает безобидное стариковское выражение, то вдруг открываются широко — и тогда во взгляде видна хищная и холодная внутренняя сила.

«Такой пришьет — и глазом не моргнет, — подумал новичок, — а брови-то! Прямо как у бога долголетия…»

Молчание подчиненного старосте не понравилось.

— Ну, что рот разинул? Гэ Лин, — хрипло выкрикнул он, — живо клади свое барахло, переодевайся — и на работу! — В глазках горела все та же неподдельная злоба.

Гэ Лин положил зеленое армейское одеяло на нары. Он не понимал этого человека. Вначале, услышав родной хэбэйский выговор, хотел было с ним заговорить, но взгляд старика остановил его, и он, вздохнув, принялся укладывать вещи.

Гэ Лин чувствовал страшную усталость. Машина, на которой его везли в лагерь, сломалась на полпути, и пришлось топать с охранником 35 километров. Ветер дул с берегов Хуанхэ, залепляя песком нос, глаза и уши. Пот стекал по лицу, прокладывая в налипшей грязи глубокие борозды. Беда была еще в том, что грубые штаны, промокшие от пота, задубели на холодном ветру и, задевая за шрам от старой раны, причиняли острую боль. Рана была давняя, еще со времен земельной реформы, но теперь каждый шаг она превращала в пытку. В конце концов охранник — молодой парнишка — вдруг взял у него мешок с вещами и помог дойти почти до самого лагеря. Отдавая вещи, шепнул:

— Наверное, не помните меня, товарищ Гэ? Вы председательствовали у нас на выпускных экзаменах в академии, — он оглянулся, и голос его дрогнул, — сейчас такие времена… берегите себя…

Потом протянул Гэ чистый носовой платок:

— Вот. Вытрите лицо. Вы так испачкались…

Гэ очень хотелось пожать парнишке руку. Но уже видны были огромные железные ворота и высокая каменная стена.

Старый заключенный отворил калитку, и Гэ Лин словно только сейчас осознал: он — заключенный. Странная штука — жизнь. В партию вступил во время освободительной войны против Японии. Потом революция, война в Корее. Потом направлен в службу общественной безопасности. Заведовал в провинциальном бюро отделом предварительного следствия и исправительно-трудовых лагерей. А теперь сам в тюрьме. Вот парадокс судьбы: он, ответственный работник, который столько раз инспектировал и проверял различные тюрьмы и лагеря, сам заключен в один из них. А командует им преступник, приговоренный когда-то к смертной казни, замененной потом пожизненным заключением, а еще позднее — длительным сроком.

Гэ редко терял присутствие духа. Перед его глазами прошло множество заключенных, и сейчас опыт подсказывал ему, что этот старик, с которым так неожиданно столкнула его судьба, питает к нему какую-то особую, непонятную ненависть. Участок на нарах отвел раза в два меньше обычного. Приказал идти на работу, не дав отдохнуть. Или хотя бы глотнуть воды, что полагается любому новичку. Гэ хотел спросить старика обо всем, но вдруг почувствовал неодолимую усталость. Он прислонился к свертку с вещами, который так и не успел развязать, глаза его сами собой сомкнулись.

— Здесь не дом отдыха! — рявкнул старик.

Ответа не было. Гэ Лин спал крепким сном. Лицо его было покрыто присохшей пылью и песком.

— Гэ Лин, — с яростью крикнул опять старик, — только пришел и уже саботажем заниматься?! Ну, ты свое получишь…

Голова Гэ Лина склонилась на грудь, губы полураскрылись.

— Ты что, оглох? — На этот раз старик постарался крикнуть в самое ухо, но лицо спящего даже не дрогнуло. Ударь рядом гром, Гэ Лин, наверное бы, не проснулся. Только тот, кто прошел километры по песку, против ветра, может по-настоящему оценить короткую передышку и сон.

Любой другой заключенный на месте старосты, видя такое дело, уложил бы спящего поудобнее на нарах, чтоб тот хоть немного выспался перед тяжелой работой. Но старик с обветренным лицом и густыми бровями стоял неподвижно. Он вдруг почувствовал себя охотником, который неожиданно нашел то, что так долго искал, и, прищурившись, злобно смотрел на морщины, на седые волосы спящего. Наконец усмехнулся:

— Постарел. Как и я… Правду говорят: мир тесен. Кто бы мог подумать, что встречу тебя здесь…

Если бы тридцать лет назад ему сказали, что встреча произойдет именно так, он бы рассмеялся.

Ранним утром этого дня, когда занимающаяся заря чуть высветлила темное небо, во всем лагере царила тишина, какая бывает только перед самым подъемом. В это время старика разбудили чьи-то громкие неторопливые шаги. Старик удивился еще больше, когда разглядел перед собой не начальника лагеря, не кого-нибудь из лагерного управления, а недавно назначенного из провинции заместителя по политической части Чжан Лунси — невысокого человека с покрытым оспинами лицом. Яркий луч фонарика ощупал лежащего на нарах старосту и уткнулся ему в лицо. Почувствовав, как застучало сердце, еще ничего не понимая, старик откинул одеяло, наклонился и хриплым со сна голосом спросил: