Современная канадская повесть - [4]

Однако, как бы настойчиво Ален ни декларировал свою отчужденность в начале повести, он все-таки оказывается вовлеченным в разворачивающиеся события, страдает, мучается, не в силах заставить свою жену порвать с любовником, не в силах нарушить неподвижность провинциального быта. Его «я» раскрывается в исступленном монологе — основе повествовательной ткани повести. Возможно, Ален излишне склонен к самобичеванию и чересчур драматизирует события, но «наполненность» его личности вряд ли вызывает сомнения.

Позже, потерпев поражение в противоборстве с «общественным мнением» Маклина — города, по всей видимости символизирующего мрачную замкнутость Квебека, Ален действительно займет позицию пассивного созерцателя, «сойдет с арены» и тем самым подтолкнет к роковому шагу Мадлен, в сущности, погубит ее.

Оба они — и Ален, и его жена — восстают против привычных норм буржуазной морали, но мотивы у каждого свои. В Мадлен воплощено то, чего Ален был лишен или что было, возможно, подавлено в нем, — неукротимая жажда жить, действовать, идти на риск, безрассудство. «Зверь на свободе» — этим определением как бы подчеркивается нереальность бунта Мадлен. «Она может защищаться, либо выиграв все, либо все проиграв». Порыв к свободе был обречен на катастрофу, на поражение.

Но бунт Мадлен был скорее понятен маклинцам, нежели желание Алена быть «над схваткой», самоустраниться и одновременно его амбивалентность, половинчатость его решений, которые заставляют город перейти в наступление. Не пытаясь удержать жену, заставить ее порвать с Ришаром, не решившись, наконец, уехать из города, Ален тем самым подставляет под удар женщину, которую любит, и затем сам страдает от отчаяния и укоров совести. Такой путь борьбы не мог принести успеха, бунт не дал желанного освобождения, в финале Ален винит в случившейся с ним трагедии бога, собираясь «расквитаться» с ним. Почему?

Этот существенный момент помогает прояснить мировоззренческую основу повести, ее антиклерикальный пафос. На протяжении всей истории франкоязычной Канады влияние католической церкви было огромным, она охраняла и укрепляла перу франкоканадцев в себя как в нацию в условиях политического, социального и языкового неравенства. В 50-е годы это влияние все еще было значительным, но внутренние устои католицизма постепенно расшатывались, догматы ставились под сомнение, переосмыслялись. Ланжевен сумел верно уловить назревающие сдвиги в духовном климате провинции, увидеть в них признак приближавшегося обновления.

Ален не может примирить веру в божественную справедливость, гармонию мира, вселенский разум и страдания, жестокость реальной жизни, доводящие человека до самоубийства. Жить по старинке, по инерции — так, как живет доктор Лафлер, которого вполне устраивает компромисс между верой и его долгом врача, — Ален не может.

В одной из ключевых сцен повести — сцене спора Алена с кюре — раскрывается психологическое мастерство Ланжевена-реалиста. Отстаивая мысль о счастье как высшей цели человека, Ален заставляет служителя церкви обнажить свою эгоистическую позицию, лицемерие церковных уложений, догматизм католической идеологии, закрепощающей сознание.

Скоро забудется история с Мадлен, уляжется поднятая было пыль, город погрузится в привычное оцепенение. Значит ли это, что сопротивление бессмысленно, что жизнь всегда «принимает вид пораженья»?

Финал повести не однозначен. Ланжевен и следует принятому им канону, и нарушает его. Переживший внутренний перелом Ален решает «бороться» любовью и жалостью, — этот путь трагического стоицизма вряд ли перспективен. Но есть и намеки надежды: потрясение, вызванное самоубийством Мадлен, не дает покоя Кури, выводит из равновесия Джима. После этого им уже трудно быть «посторонними», человеческое, живое участие «прорывается» сквозь неподвижность, равнодушие, сквозь «пыль», нависшую над городом. Вызов, который Мадлен бросила маклинцам, поиски Аленом истинного смысла жизни, «очеловечивание» Джима и Кури убеждают: близятся перемены.

Ожиданием перемен проникнута и вторая повесть, представляющая франкоязычную Канаду, — «Дневник Полины Аршанж» (1967) Мари-Клер Бле (род. в 1940 г.), — в которой проблемы взаимопонимания, внутреннего раскрепощения, поисков счастья, любви обретают художественную убедительность и выразительное пластическое решение.

Познакомившись с Мари-Клер Бле в конце 50-х годов, видный американский критик Эдмунд Уилсон, собиравший тогда материал для своей книги о канадской литературе, предсказал ей судьбу литературного вундеркинда. И он не ошибся. «Взлет» молодой писательницы был стремительным: в восемнадцать лет она выпустила первый роман — «Мой прекрасный зверь», получивший высокую оценку критики, в двадцать пять — роман «Один сезон из жизни Эмманюэля», удостоенный французской премии Медичи. Автор более десятка романов, нескольких поэтических сборников и пьес, Мари-Клер Бле еще дважды становилась лауреатом Премии генерал-губернатора — главной премии Канады по литературе.

Повесть «Дневник Полины Аршанж» посвящена Режану Дюшарму, одаренному франкоканадскому писателю, в конце 60-х годов увлекшемуся языковыми экспериментами под влиянием «нового романа». В этом посвящении прочитывается приверженность писательницы духу перемен, захвативших Квебек в это десятилетие. Напомним, что год выхода повести в свет — 1968-й — вошел в историю Канады как год «тихой революции» в Квебеке, принесшей впоследствии некоторое национальное и языковое равноправие. На эти события Мари-Клер Бле откликнулась позднее, но и в повествовании о Полине Аршанж, особенно по контрасту с книгой Ланжевена, заметна большая откровенность, пристрастие к натуралистической детали. Как и у других писателей «бурных» шестидесятых, у Бле это было следствием снятия запретов на многие темы, гипертрофированной реакцией на веками закреплявшиеся в сознании религиозные и нравственные табу.