, живоглоты, а уж дамы- то… лучше промолчим, не будем трогать знатных сеньор, что трапезничали со мною нынешнего дня, из них так и брызжет пагубная зависть, сочится из всех пор, может завести бог весть куда, в наши дни утрачено всякое уважение к чему бы то ни было, утрачены все моральные ценности, как много значило быть священником еще несколько лет назад, совсем немного лет назад, такое удовольствие, такая ответственность, что ж, не все коту масленица, в чем состояла ответственность — в том, что священники делали погоду, теперь с утра до вечера слушай галиматью насчет национал — католицизма, до звона в ушах, открыли Америку, а вся суть в том, что без такой подмоги, как на ционал и те де, откуда могли бы взять все эти неучи то, чем разжились теперь, этот тип, герой дня, должен был бы улицы мести при его‑то умишке, не было бы ему ни сделок, ни орденов, ни кафедр, ни образцовых предприятий, ни ежегодных банкетов, ни речей, последнее было бы не худо, запретили бы речи указом, ну и ахинею несет этот тип, поневоле станешь прогрессивным, беда в том, что задают тон хамы и троглодиты, но, разумеется, теперь все такие демократы, дальше некуда, и нечего уповать, что признают — да, мол, именно национал — католицизм сделал поворот в сторону демократии раньше, чем кто бы то ни было у нас в стране, разве не так, что, дошло наконец? — сам не знаю, чем занять нынешний вечер, по правде говоря, на сытый желудок я плохо соображаю, мне требуется длительный отдых, точь — в-точь как удавам, ни малейшего желания забивать себе мозг молитвами и проблемами толкования текстов, у меня голова отяжелела, а может, задница, пристойно ли так выражаться, задница, ничего себе, что общего между поименованной частью тела и временами латинских глаголов или квадратным корнем из пи, ладно, поищу‑ка кинотеатр с непрерывным показом и посижу часок — другой, забуду нудные речи, разговоры, якобы случайные встречи с целью выклянчить какие‑то льготы, представления к повышению, рекомендательные письма, поблажки на конкурсе, при соискании должности, при таможенном досмотре, при поступлении в учебные заведения и в полицию, да уж, средняя буржуазия, много нам радости от ее морали, ого, вот здорово, здесь идет «Скромное очарование»
[170] он, он, то, что надо, бегу, говорят, там есть один епископ, которому убрать какого‑нибудь типа — все равно что зажечь свет, или нет, он помешан на телевизионной шумихе, посмотрим, так ли оно, и заодно забуду все эти подначки, которыми донимал меня во время обеда красавчик Тимотеито, хотя этот священник из их деревни, этот священник… этот священник… И тащится медлительно, шаркая по плитам тротуара, старичок — вдовец, где он будет обедать завтра, к кому пристроится, всем им грош цена, свора межеумков, вечно шляются по приглашениям, парадным обедам и прочим дурацким мероприятиям, мертвый груз, считают, раз они платят налоги, с них взятки гладки, ничто им не свято, заняты од ним— подсчетом прибылей, прибылей от своих ученых званъиц, от телефонных компаний и гидроэлектростанций, где они служат, а в расходы, соответствующие этим прибылям, пускаются раз в году, может, отважатся на групповой тур в Лондон, в Париж, скопом, они же овцы, купят себе какую‑нибудь дерьмовиночку на Оксфорд — стрит, в индийской, марокканской или ливанской лавчонке или в лавчонке, которую держат старики испанцы из красных, те, у кого хватает ума не возвращаться, и с деръмовинкой в чемодане приедут домой, усталые и еще более отупелые, чем до отъезда, и снова давай копить, чтобы наскрести такую же суммочку к следующему отпуску, а пока время не подошло, ведь листки календаря сменяются медленно, бегают парочками туда — сюда, может, пойдут вместе на порнофильм, а потом, когда лягут в постель, ими завладеет ощущение стыда, скованности, эротической неуклюжести, и они в торжественном единодушии будут именовать это чистотой, таинством, потребностью продолжать род с благословения божия, безудержное лицемерие, а сами — бездушные твари, только подумать, когда случилось все это с моей бедной женой, когда она утонула в бассейне, никто не сумел подхватить ее вовремя, сделать ей искусственное дыхание, ничего, ничегошеньки, а ведь посетители все были народ дошлый, побывали кто в Сохо, кто на Монмартре, мастера уклоняться от уплаты подоходного налога, да и других налогов тоже, если получится, и при этом не пропускают богослужений в положенные дни, вот так, и ни у кого не хватило смекалки отнести ее в пункт скорой помощи или вызвать врачей по телефону, чем охать в ужасе и болтать чепуху в неограниченном количестве, так что надо мстить им, все это — сволочь из дискотеки, способная лишь на крокодиловы слезы, и — ф-ф, банкеты, чековые книжки, меха, пусть платят, пусть платят, я всегда буду кормиться за их счет и восхвалять их вонючее суесловие, чтобы они плели все ту же околесицу, чтобы в истории золотыми буквами запечатлелись их убогие литературные вкусы, их пристрастие к пустопорожнему и бессмысленному образу жизни, их вульгарность и пошлость, пусть платят за ужины, за обеды, за банкеты и за кофе с крендельками — даже ценой собственной жизни, собственной карикатурной жизни, им не расплатиться за тот великий вред, который причиняют они своей мошной и своей псевдоученостыо, о да, да здравствует наш среднебуржуазный богомольный охламон с университетским образованием, и с родословной, и с ценными бумагами, и с «Дон Кихотом» ad usum delphinis
