Современная финская новелла - [46]

— Я здесь единственный человек, кто говорит по-ненецки, — рассказывала госпожа, — а в последнее время этот язык был нужен.

Начальник станции кивнул.

— Удивительно, как повторяются события. Во время освободительной войны мне пришлось ухаживать за немцами, тогда я и выучила немецкий, — усмехнулась госпожа, — потом, позднее я поехала в Германию, чтобы выучить язык как следует, что я и сделала.

Девушка принесла поднос с кофе, поставила на уголок низкого диванного столика; госпожа достала чашки и блюдца, сахар и сливочник, тарелку, полную бутербродов с лососиной, — взгляд начальника станции остановился на бутербродах, розоватые толстые куски рыбы, веточки молодого укропа, тонкие ломтики вареного яйца, у начальника станции побежали слюнки…

— У вас прекрасная рыба, — заметил начальник станции, осторожно перекладывая бутерброд с блюда себе на тарелку.

— Мне поставляет ее один человек, — сказала госпожа, — из Кеми.

— Но дело ведь не в самой рыбе, — продолжал начальник станции, — я сам много рыбачил, разбираюсь в рыбе, но ведь секрет в том, как вы ее готовите, — он взял на вилку кусочек лососины, положил его в рот, подержал на языке, — вкус был несравненный.

— Да. Я научилась этому искусству, — улыбнулась госпожа, — у меня хороший кулинар по холодным закускам, но лосося я солю всегда сама, тогда я уверена: получится отборная лососина. А по нынешним временам лосося не так-то просто достать, надо знать, куда толкнуться. У меня частенько бывает чувство, будто я тайный агент какой-то чужой власти, это нелепо, но в этом есть, конечно, и своя прелесть. — Госпожа приятельски похлопала начальника станции по колену. Начальник станции вздрогнул.

— Если мне что-то и удалось скопить, то и работать пришлось за десятерых.

Начальник станции подумал про свои долгие рабочие дни, про ночи, когда он боялся, что произойдет какая-нибудь авария, случится нечто непоправимое, — ведь оборудование было таким плохим, суровые зимы, стрелки обледенели, люди измучены. «Человек бывает двужильным, если нужно». — Он услышал свой голос, — голос донельзя усталого мужчины; красивая нарядная госпожа наклонилась к нему, положила пальчики на его руку, державшую вилку, груди госпожи коснулись блестящей поверхности стола, аппетитные, круглые, как маленькие арбузики. Начальник станции вздрогнул при этой мысли. «Почему я смотрю на ее грудь, на ее ноги, на ее руки? Они не должны сейчас интересовать меня, надо сохранить холодную голову, я должен выполнить важное дело». И он попытался выпрямиться на глубоком, мягком диване; госпожа тоже выпрямилась, рука ее соскользнула с руки начальника станции, госпожа подвинула блюдо с бутербродами.

— Возьмите еще один, дорогой начальник станции, ведь вы сказали, что любите рыбу… — И начальник станции взял бутерброд, тонкий белый кусочек хлеба сломался в его руке, веточка укропа упала на ковер.

— Ой, ой, что же это я такой неуклюжий, — начальник станции наклонился, стараясь найти на полу веточку укропа.

— Да пусть, — сказала госпожа, и начальник станции тоже готов был сказать «пусть», но когда он наклонился, ишиас пронзил его болью насквозь, он невольно ахнул да так и остался согнувшись, лицом на уровне низкого диванного столика.

— Господи боже, что с вами? — испугалась госпожа.

Начальник станции попытался подняться, но результатом попытки был новый, еще более громкий стон. — Ишиас, — сказал он и почувствовал себя крайне неловко. «Это же ужасно», — повторял он про себя, пот выступил на лбу, катился градом, он уперся рукой в пол, чтобы сесть повыше.

— Подождите, — госпожа встала со стула, — позвольте я помогу вам.

— Нет. — В голосе начальника станции звучало отчаяние, но госпожа уже стояла рядом с ним, взяла его под мышки — боже, как было щекотно! У начальника станции вырвался какой-то звук, напоминавший куриное квохтанье, но госпожа этого не слышала или сделала вид, что не слышит; поразительно сильными руками она подняла начальника станции с полу и усадила на диване подальше от края. Начальник станции утомленно откинулся на спинку дивана, пот стекал со лба на шею, руки вцепились в край дивана, он дрожал. «Если я когда-нибудь отсюда выберусь, — думал он в полном отчаянии, — пусть у нее будет сплошь ворованный товар, но я сюда больше не приду, не спрошу ничего, хоть убейте на месте. Пускай этим делом занимаются те, кому положено по службе», — он пошевелил ногами, собираясь с силами, чтобы встать, когда позвонил телефон.

Госпожа ответила, и разговор был жесткий и краткий. «Я не могу», — повторила она в трубку несколько раз, кто-то отвечал ей, и начальнику станции показалось, что он различает мужской голос. «Разве ты не понимаешь, я не могу», — в голосе госпожи звучала сталь, такого голоса начальник станции у нее раньше не слышал. Через некоторое время госпожа положила трубку, постояла спиной к начальнику станции, глядя из окна на улицу.

— Вы чем-то расстроены?

— Ах, ерунда! Мне рекомендуют одного юриста вести кое-какие мои дела, но судья не компетентный, — как это я сразу не заметила, ведь я хорошо разбираюсь в людях. А тот человек изрядно запутал все.