Современная финская новелла - [197]

— Да-а, — Хелениус пришел в замешательство от неожиданного наскока.

— Программа на бумаге выглядит замечательно. Доклады, и работа в секциях, и лекторы; красивые и с виду эффектные декорации, есть даже сауна и бассейн для плавания. И все пытаются наперебой острить, и все хотят быть такими умными, что только держись, — выкладывала Лаура. Хелениус постарался побыстрей вспомнить, как он сам вел себя. Кое-какие вопросы с подначкой он, правда, задавал, но, с другой стороны, эти же самые вопросы он не раз задавал и раньше на подобных семинарах и всегда получал одни и те же ответы.

— И у всей компании на уме только как бы загулять и… — продолжала Лаура, но замолчала, потому что официантка принесла Хелениусу пиво. Он кивнул официантке, и она ушла. Хелениус налил полный стакан и ждал, чтобы Лаура продолжала.

— Ты небось и раньше на таких бывала? — спросил Хелениус погодя.

— Да, дважды, и всегда одно и то же. И какая польза была от нашего последнего семинара? Весь этот вздор прекрасно можно было бы превратить в стостраничный капустный качан, размножить книжку и пустить по фирмам… Но нынче время такое — и блеску много, и суетимся, и говорим складно, только сделать ничего не можем, — торопилась Лаура. Хелениус кивнул и хлебнул из своего стакана, Лаура отпила из своего, на сей раз побольше.

— Неужели мы раньше не встречались, ведь я и прежде не раз бывал на подобных сборищах… — рассуждал Хелениус.

— Раньше я была на курсах по торговле, — перебила Лаура.

— Ах так, — сказал Хелениус. Лаура посмотрела поверх его плеча ему за спину, и по частоте слышавшихся оттуда шагов Хелениус решил, что идет официантка с пышным бюстом. Двери стукнули, и шагов не стало слышно, но Лаура все еще смотрела мимо Хелениуса. Взгляд у нее был отсутствующий, она была как бы погружена в себя, и Хелениус понял, что не помнит, какого цвета глаза у Лауры, да и вообще рассмотрел ли он их, и теперь в сумерках он тоже не смог бы различить их цвет. Хелениус заметил на соседнем столе толстую красную свечу и, протянув руку, взял ее.

— Погоди, — очнулась Лаура, заметив, что Хелениус ищет на столе ее зажигалку. — Пожалуйста, не зажигай ее.

— Почему? — изумился Хелениус.

— Нет, правда, не зажигай, — попросила Лаура.

— А мне нравятся свечи, у них такой живой и настоящий свет, — неловко попытался объяснить Хелениус.

— Верно. И я тоже люблю свечи, но эта пусть останется, ладно? — сказала Лаура серьезно.

Хелениус пожал плечами и положил свечу и зажигалку на стол.

— Я хотела сказать, что, пожалуй, придаю свечам слишком большое значение. Я отношусь к ним очень торжественно, словно это какие-то святыни или… Ах, не могу объяснить! — Лаура тряхнула головой.

— Да, я, кажется, понимаю, — соврал Хелениус и изумился, почему свеча не могла бы подойти именно сейчас к такой ситуации.

— Ты не обиделся? — спросила Лаура.

— Я? Конечно нет. Почему? — попытался он ответить небрежным тоном.

— У тебя глаза были такие, — усмехнулась Лаура.

— Нет, теперь-то ты и впрямь ошиблась, — возразил Хелениус.

— Надеюсь, что так и есть, — сказала Лаура и протянула руку, дотронулась, словно ища примирения, до пальцев Хелениуса, затем взяла бокал и отпила глоток. Но вдруг на нее напал чих, она зажала нос и раза два приглушенно фыркнула.

— Извини, — сказала Лаура, шаря в сумочке.

Хелениус, держа часы под столом, нажал на кнопку и увидел, что ему пора уходить. Лаура бесшумно высморкалась и сунула платок обратно в сумочку. Хелениус сделал большой глоток и снова ощутил желание закурить. Затем он кашлянул.

— Послушай… Послушай, Лаура, — начал Хелениус, прислушиваясь к тому, как звучит это имя, произнесенное его собственным голосом. Но он слушал слишком долго и нарушил тот предел, за которым можно продолжать. Он пришел в замешательство, и Лаура смотрела на него почти с жалостью.

— Я, кажется, догадалась, но это не годится, — сказала она тихо и мягко. Хелениус растерялся. — Ты просто хотел бы иногда приглашать меня куда-нибудь; когда-нибудь, если будет подходящее время, что-нибудь праздновать или просто посидеть вечером где-нибудь, — продолжала Лаура. Хелениус чувствовал, как краснеет, именно об этом он и думал, почти что те же самые слова вертелись у него на языке.

— Да, но…

— Но я не могу. С тобой не могу, — сказала она.

— Чего? — удивился Хелениус.

— Согласиться на такое предложение.

— И почему же? — хотел знать Хелениус.

Какое-то время Лаура смотрела на него, покусывая губу.

— Потому что… — продолжала она. — Помнишь, ты позавчера ночью говорил о своей жене и детях. О работе…

— Ну да, вроде, — вставил Хелениус, он не помнил точно, о чем тогда говорил.

— Сначала я слушала тебя и думала, мол, да-да, опять двадцать пять, опять я нарвалась на почтенного отца семейства, который выкладывает свой последний козырь и пытается пробудить во мне сочувствие, жалуясь, что жизнь мнет его… Но ты рассказывал о себе совсем иначе, будто самому себе, будто впервые произносил свои мысли вслух, — говорила Лаура, слегка морща лоб и рассматривая бокал. Хелениус не сумел ничего сказать. Лаура продолжала: — Может быть, это мне показалось, все совсем не так, но я не думаю, что ошиблась. Или ты чертовски хороший актер. — Она усмехнулась и поглядела в упор на Хелениуса. Он отрицательно покачал головой.