Современная филиппинская новелла (60-70 годы) - [54]

Услышав свистки на улице, я бросился во двор. Там мы окружили преступника. Я приказал своим людям взять его живым. Мне сразу стало понятно, с кем придется иметь дело. Как только я его увидел, я почувствовал, что он не сумасшедший, и подумал, что его можно взять на испуг, но сначала он испугал нас.

Я решил, что он сломается, если увидит, что на него направлено несколько пистолетов сорок пятого калибра и его положение безнадежно. На самом деле я не собирался его убивать, хотя несколько полицейских просили разрешить им открыть огонь. Я не позволил, так как они только подвергли бы еще большей опасности жизнь женщины, которой преступник приставил нож к горлу. Он предупредил, что при малейшем движении моих людей убьет бедную женщину, побелевшую от страха. Из глаз у нее текли слезы, а дыхание прерывалось.

Я повторил приказ взять преступника живым. Мне было важно узнать, почему он убил политического деятеля, которым все восхищались. Я хотел, чтобы он понял, какого человека он убил.

Я положил оружие на стол и подошел к преступнику. Я попытался убедить его не усугублять свою вину убийством ни в чем не повинной женщины и сдаться. Я объяснил ему, что, что бы ни случилось, я не позволю ему уйти от меня. Ему придется отвечать за содеянное перед лицом правосудия. Хоть он и молчал, я заметил, что дрожит он еще сильнее, чем его заложница.

Я вновь попытался пронять чем-нибудь преступника. Я сказал ему, что десяток револьверов сорок пятого калибра сейчас нацелены на него, и предупредил, что, как только он хотя бы оцарапает шею женщины, я дам знак стрелять в него.

Преступник оглянулся. Он посмотрел на моих людей, окруживших его, но не отпустил женщину и не бросил нож. Тогда я решил поставить на карту жизнь захваченной им женщины. Потихоньку приближаясь к преступнику, я осторожно начал вытаскивать из-за спины свой запасной пистолет. Когда преступник это заметил, я крикнул, что это конец — пусть убивает женщину, но я убью его. С этими словами я прицелился ему прямо в лоб. Он вдруг бросился бежать, а женщину изо всей силы толкнул на меня. Он рванулся к одному из окон, но его быстро схватили мои люди. Несколько полицейских были ранены, но серьезно никто не пострадал. Важно то, что моя тактика сработала — и я взял преступника живым.

Из одиннадцати ножевых ран, полученных доном Амбросио Вентурой, три были нанесены в сердце. Пиджак почти весь был залит кровью, но желтый цветок, прикрепленный к лацкану, не смялся и не завял. То ли от ужаса, то ли от гнева или страха смерти глаза дона Вентуры были открыты. Полуоткрыт был и его рот. Руки сжаты в кулаки. Я заметил, что, видимо, из-за сильной боли он намочил свои дорогие синие брюки. Смерть, настигшая дона Амбросио Вентуру, лишила его не только признаков его высокого положения, но и простых человеческих черт. Я не мог удержаться от сравнения лежавшего передо мной трупа с оскверненным знаменем.

Случай был серьезный. Не каждый день убивают политических деятелей, особенно таких, как дон Амбросио Вентура. Ни для кого не секрет, что мертвый депутат важнее, чем мертвый карманный вор. Поэтому я был уверен, что смерть дона Вентуры будет ежедневно занимать первые страницы газет по крайней мере в течение нескольких недель, а нам придется без отдыха работать, чтобы раскрыть мотивы преступления. Но даже я, будучи опытным следователем полиции, в тот момент мог предполагать только то, в каком направлении удалилась душа дона Амбросио Вентуры.

Вообще-то я был не в таком уж плохом положении. Во-первых, в моем распоряжении было оружие, примененное во время преступления. Во-вторых, было много свидетелей убийства дона Вентуры, которые могли опознать убийцу. В-третьих, был задержан и сам преступник. Я был уверен, что его приговорят не менее чем к пожизненному заключению. Там он и сгниет. А может быть, его приговорят и к смертной казни.

Но тем не менее моя задача еще не была решена. Мне пока не удавалось выжать из таинственного преступника мотивы его преступления. Некоторые мои товарищи были почти уверены, что он просто обычный псих, у которого бывают приступы буйства. Ну действительно, кому может прийти в голову убить депутата? Они подтверждали свою теорию тем, что, о чем бы ни спрашивали преступника, в ответ он произносил лишь одно слово: «Справедливость», а потом опускал голову и замолкал, и больше от него ничего нельзя было добиться.

Эта теория была соблазнительной, но уж слишком простой и удобной для всех. Ведь, даже если предположить, что преступник был сумасшедшим, оставались кое-какие вопросы, на которые надо было найти ответы. Какой именно болезнью он болен? Почему он, скажем, не покончил с собой вместо того, чтобы убивать других? И если действительно у него был приступ буйства, почему он не убил первого попавшегося ему водителя или продавца? Почему он избрал своей жертвой дона Вентуру? Что толкнуло его на совершение преступления? Как видите, эта теория объясняет далеко не все.

Некоторые утверждали, что преступник находился в состоянии амока. Эта теория, похожая на предыдущую, тоже чрезвычайно привлекательна, но тоже не подходит к этому случаю. Прежде всего человек, впавший в амок, похож на озлобленного преступника, скрывавшего до поры свою ярость. И вот однажды эта ярость неожиданно вспыхивает из-за какой-нибудь мелочи, он хватается за любое оружие и исчезает. Убийца же дона Амбросио Вентуры вел себя совсем не так. Всем должно быть ясно, что совершенное им преступление было преднамеренным и заранее подготовленным. Разве преступник не оделся в униформу официанта и разве не стремился он пронзить ножом дона Вентуру прямо на глазах огромной толпы в холле? Да, действительно, были и другие раненые, но они пострадали только из-за того, что пытались задержать преступника.