Современная филиппинская новелла (60-70 годы) - [35]

— Бесстыдники! Наглецы!

Мужчина испугался, вскочил на ноги и в мгновение ока выпрыгнул в раскрытое окно. Эдья, оторопев от неожиданности, застыла на месте как вкопанная. Она даже не сразу узнала, чей это голос донесся из-за двери.

— У-у, бесстыжая! — продолжала между тем орать учительница, не давая себе передохнуть. Она появилась в проеме двери и осветила фонарем лицо служанки. — Берто уже, конечно, спровадила, сучья ты дочь! Берто ей понадобился! Да этот Берто путался еще с твоей матерью, если хочешь знать! Мне все известно про их шашни!

Волны от прошедшей мимо моторки били Эдью в бок. Она вымокла почти до пояса, намочила даже кофточку. Она многое примечала, постоянно стирая на реке. Когда лодка скрылась вдалеке, вода постепенно успокоилась. Мыльная пена цепочкой растянулась по поверхности воды.

Взяв с полочки губную помаду, Эдья неумело сжала пальцами тюбик и устроилась перед зеркалом, укрепленным над столиком. Ей пришлось согнуться в три погибели, чтобы увидеть в зеркале свое отражение. Очень осторожно провела красной помадой по губам. Ей никогда не приходилось пользоваться ею, хотя она видела, как красила губы мать. Закончив красить губы, Эдья подняла зеркало к свету, чтобы получше рассмотреть себя. Из зеркала на нее смотрело лицо матери, неслышно подошедшей сзади.

«Ой…» — Девушке сделалось очень стыдно, и она сразу же стерла помаду. Вернее, размазала ее вокруг рта. Но мать не рассердилась на нее — подошла поближе и нежно обняла. И дочь словно оцепенела, ощутив прикосновение ее вздувшегося живота. «Не надо, дочка… Ты еще очень молода… Не стоит подражать мне…» — шептала ей мать сквозь слезы.

Мать всхлипывала, обнимая ее, а перед глазами Эдьи в окне то и дело мелькали Берто и Нито, перемеривавшие и помечавшие бревна и чурбаки, которыми была нагружена одна из стоявших во дворе машин. Нито даже вроде несколько раз оглядывался на них. А потом Эдья услыхала, как шофер сказал: «Берто, курочки-несушки так близко, а у тебя все нет и нет детей». И он похлопал механика по плечу, показав рукой на их окно. «Дурак ты, — послышался ответ Берто. — Надо еще посмотреть, на кого будут похожи цыплята». И толстяк по обыкновению состроил гримасу. «Давай попробуем, — продолжал Нито. — Если красивые, то, значит, будут мои, если страшные — твои». И они оба закатились от смеха. «Иногда не очень хорошо быть партнерами, а?» Они рассмеялись еще громче.

Кровь вскипела у Эдьи: она поняла, что мать тоже все слышала. Высвободившись из ее объятий, она было решительно ринулась навстречу двум наглецам. Но мать мягко удержала ее, обняв еще крепче. «Не нужно, дочка. Не обращай на них внимания», — прошептала она. «Но мам…» — «В этом нет никакого греха, доченька. Они не…» — В голосе матери слышалась горечь. Она положила руки на плечи дочери и, легонько надавив, усадила ее на край бамбуковой кровати. Сняла висевшую комбинацию, вытерла Эдье губы, стерев всю помаду.

Эдья почувствовала, как что-то кольнуло ее в сердце. Только теперь она догадалась, что происходило с ее матерью. Раньше она часто слышала всякие слухи и сплетни о ней и за это тайно ненавидела всех взрослых. А вот теперь по-настоящему ощутила, как сильно любит ее и как беспокоится о ней. Только теперь она в состоянии была понять, что чувствовала мать. Обычно Эдья не придавала значения тому, что болтали о матери — как будто она опозорила себя там, в горах, на погрузке бревен, сойдясь с каким-то мужчиной, которому она отдала свою первую и единственную любовь. Он, верно, и был отцом ее старшего брата Доменга. А потом, как говорили, случилось так, что она связалась со всякими разными. С рабочими на лесоразработках. Сначала ее «обратили в свою веру» холостяки, а со временем она пошла по рукам женатых.

И теперь, когда Эдья разглядывает мать без толстого слоя помады, с растрепанными волосами и с огромным — уже месяцев восемь — животом, ей становится совершенно ясно, что случилось с ней. Но уже не важно, кто появится у матери. Ребенок родится и повиснет тяжким грузом на ее шее. Очень нелегко матери. И тут уж ничего не поделаешь.

С тяжело нагруженной лоханью Эдья заходит поглубже, чтобы прополоскать белье своей хозяйки. В прозрачной воде она видит отражение своего лица. Ей известно, что она хороша собой, да и многие говорят об этом. По слухам, ее отцом был красивый мужчина, двоюродный брат хозяйки. Он как будто приезжал к ним в провинцию на каникулы, и тут ему и приглянулась ее мать. Эдья знает об этом только по чужим рассказам — ей так и не довелось увидеть того, кого считают ее отцом.

Девушка любуется своим отражением в воде, и в голову ей приходит вдруг новая мысль. Она вспоминает о своем старшем брате. Они не виделись вот уже почти шесть месяцев. Если бы ее брат был тут, думается ей, не было бы ей так тяжело. И уж конечно, Берто не решился бы приставать к ней. Но с тех пор как брат ушел в горы на лесоповал, он не возвращался. Тут поговаривали даже, что он подался к тулиса́нам — разбойникам, бандитам, потому что разнесся слух, будто Доменг украл ружье у охранника на концессии Караска. Но она уверена, что ее брат вовсе не дурной человек. Он добрый и спокойный, хотя на лесосеке нередко и возмущался плохим обращением с ним хозяев. Раз даже его чуть не до смерти избил старший брат мисс Караска только за то, что он стал протестовать против незаслуженного обвинения.