Современная филиппинская новелла (60-70 годы) - [31]

Перемыв чашки, Инто приготовил на утро коробку, в которой носил продавать арахис. Доминг отправился к щенятам, которые лежали в углу, и любовно разглядывал их маленькие глазки, едва начавшие открываться. Лауро, примостившись на углу сундука, занимался: читал учебник, по которому учился в школе, пока не началась эта война.

Собака полежала немного на полу, вылизывая начисто кокосовую скорлупку. Потом поднялась на ноги и подошла к щенятам, с которыми возился Доминг. Она легла рядом с ними, и малыши, слабо поскуливая, ткнулись мордочками ей в живот, отыскивая соски.

Доминг зевнул, подобрался на четвереньках к матери и тоже уткнул голову в ее колени. Она латала старенькую безрукавку из джутового полотна и поглядывала на щенят, самозабвенно сосавших материнское молоко…

Этой ночью собака в последний раз была с ними. Наутро они нигде не могли ее найти. Ее, наверное, схватили городские охранники, которые временами ездили по улицам и запихивали в свою повозку всех попадавшихся им бездомных псов. Женщина решила вызволить собаку, чего бы это ей ни стоило. Собрать денег и выкупить ее, если нельзя будет вернуть собаку иначе. Ей так хотелось сберечь ее до лучших времен. Но из этого ничего не вышло: там потребовали не меньше двухсот песо. И женщина потеряла надежду увидеть вновь собаку, это живое «напоминание», оставленное ей мужем.

С осиротевшими щенятами всей семье сразу прибавилось хлопот. И хотя они сами обходились теперь даже в обед только кокосовыми орехами, а кашу приберегали на ужин, женщина все же умудрялась выкроить что-то для маленьких щенят. Она заворачивала кашу, клейкую и липкую, в кусок ткани и выдавливала этот сок прямо в рот щенятам.

Минуло шесть дней с тех пор, как исчезла собака, и три щеночка подохли, один за другим. Доминг предположил, что оставшихся двух они кормили получше — он так и сказал всем. Женщина сделала вид, будто не услыхала того, что сказал младший сын. Она лишь внимательно оглядела своих ребят и с болью отметила, какие они бледные, изможденные, словно и над ними витал призрак смерти. Ее охватил вдруг безотчетный страх, она почувствовала себя бесконечно виноватой перед детьми за то, что возилась в это трудное время с собакой и ее щенятами… Но она не могла позабыть и о том, что ей говорил, расставаясь, муж. Не могла не думать о том, каково ему там, в горах…

Она выложила на стол остатки жареных кокосов, которые до полудня не успели распродать Инто и Доминг. Как всегда, совершили коротенькую молитву, возблагодарив господа бога, а затем каждый взял свою долю с общей тарелки. Она не могла заставить себя взглянуть, как едят дети, не могла смотреть на них в этот миг.

Первым покончил с кокосом Доминг. Он подошел к сундуку, на котором теперь лежали щенята, и скорее почувствовал, нежели заметил, что они не двигаются. «Мама! — закричал он. — Эти двое тоже умерли! Тебе нужно было их покормить».

Все трое помогали ей закапывать пятерых щенят под лестницей. Дети старательно углубляли ямку, разгребая землю руками, чтобы всем хватило места. Потом могилку засыпали. Последним поднялся с земли Доминг. Он еще раз внимательно посмотрел на небольшой холмик, под которым похоронили щенят, и закрыл за собою дверь.

В этот вечер женщина рано легла на циновку, едва только уложила детей. В охватившей ее глубокой дремоте постепенно забывалась накопившаяся внутри горечь. Сон успокаивает пустые желудки. Она лежала возле своего самого младшего сына. Тягостные раздумья о превратностях их нынешнего нищенского существования никак не давали ей заснуть. Наконец, истерзанная мыслями о детях, она забылась тяжелым сном.

Посреди ночи она вдруг пробудилась, почувствовав, что с нею рядом нет ребенка, нет той привычной теплоты, которую она постоянно ощущала. И как только она осознала это, сердце ее забилось часто-часто от охватившего ее беспокойства, руки и ноги похолодели. Она увидела, что дверь их хибары открыта. Вскочив, женщина выбежала на порог. Ярко сияла луна. На земле у самой лестницы сидел на корточках Доминг, рядом вытянулась его тень. Он сидел и скреб руками землю, плача горько, навзрыд, и слезы стекали по его щекам. Охватившее его чувство жалости пересилило страх перед ночной тьмой, и он снова пришел к щенятам, к которым так привязался. Женщина положила ему руку на плечо, легко, нежно. Он тотчас же вскочил и отвернулся. Она легонько повернула его к себе лицом. Мальчик обхватил ее руками и заплакал еще сильнее. Немного успокоившись, он сказал ей: «Мама, я хочу есть, мне очень хочется есть…»

Женщина закусила губу, чтобы не заплакать вместе с ним. Она взяла сына на руки и поднялась вместе с ним в дом. Присев на сундук, стала убаюкивать мальчика, чуть слышно напевая. И в эту минуту в ней самой зрела вера, что придет новое утро, настанет новый день, и ее Доминг вырастет большим и счастливым.

Данило А. Консумидо

О ЛАЙЗЕ

© «Sagisag», 1979

Перевод В. Макаренко

Я ничего не знал о Лайзе. Сначала у меня появилась мысль написать про Розу. Из-за Достоевского. Я и расскажу о ней коротко, сократив собранный материал за счет словесных украшений и прочего. Ей было семнадцать, хотя она говорила, что уже восемнадцать. У нее еще свежи были в памяти стихи, выученные в школе на уроках литературы, и сюжеты рассказов Эдгара Аллана По. Она росла без отца. В их городке на острове Минданао было неспокойно, и они с матерью перебрались в Манилу, чтобы ей можно было продолжить учебу, потому что она считалась самой способной среди своих братьев и сестер. В Маниле им не хватало денег, и мать понемногу приторговывала рисовыми высевками, что не очень нравилось девочке. Окончив школу, она поступила на работу подавальщицей в маленький ресторан-пивбар в Кесон-Сити