Современная американская новелла. 70—80-е годы - [190]

Когда мама писала Делии письмо, Нора попросила кое-что добавить. Она спрашивала, когда день рождения у Джона Тэйлора. Наверное, летом. Если правда летом, она ему сошьет подушечку с хвоей. Когда их семья в июле проводит неделю за городом, мама дает Норе пакет, и она собирает хвою для рождественских подарков.

Наступил и прошел март, но известий о Делии и ее ребенке не было. Ей писали все: Норина мама, Нэтти, даже Бриджет, — но вестей так и не дождались.

 — Она у нас отрезанный ломоть, — говорит Бриджет. — Ребенка-то точно не крестила, вот и боится объявляться.

 — Первые дети всегда запаздывают, — говорит Кэтлин. — Я с Норой целый месяц переходила.

 — Может быть, что-нибудь с ребенком. Может, он больной, и Делия не хочет волновать нас, — говорит Нэтти.

 — Сроду в нашей семье такого не бывало, — говорит Бриджет, фыркнув. — В наших краях о таком и не слыхали.

 — А как же Том Хоган? У него трое детей слабоумных. А у миссис Келли мальчик слепой, — говорит Нэтти.

 — А ты, Бриджет О’Рэйли, скажи хоть раз в жизни доброе слово, помолись за сестру! Куда лучше будет, чем корить ее, — говорит Кэтлин.

 — Знаешь что, — говорит Бриджет, — послушай она меня, обошлась бы и без молитв.

 — Помилуй тебя бог, да кто же без них обойдется? — говорит Кэтлин, крестясь.

 — А в Делавэре какая погода? — говорит Нэтти.

 — Сырость там, — говорит Бриджет. — Дожди.

 — Они живут прямо в поместье, — говорит Кэтлин, — и едят то же, что сам мистер Дюпон.

 — Так-то оно так, да не за тем же столом, — говорит Бриджет. — Слуги-то внизу едят. Я бы лучше ела чего попроще у себя дома. Очень нужны разносолы за столом для прислуги.

 — Ну что, мы ей больше не пишем? — говорит Нэтти, обращаясь к Кэтлин.

 — Пусть сперва напишет она. Должна же быть причина, — говорит Кэтлин.

 — Это ведь она от нас уехала, — говорит Бриджет.

 — Если бы что случилось, мы бы узнали. Плохое всегда узнаешь. Она, наверное, вся в заботах. Или Дюпоны ее избаловали, — говорит Кэтлин.

Нора вспоминает, как Джон Тэйлор рассказывал про день рождения миссис Дюпон. Там был торт в виде лебедя. И мороженое с настоящей клубникой — в середине ноября! А дамы, говорила Делия, были в перьях, как павлины. Красивые были дамы, говорил Джон Тэйлор. Тебе виднее, говорила Делия. Это ведь ты усаживал их в машины и пристегивал полости; стоял там, как цапля на одной ноге. Не появись я вовремя, где бы ты сейчас был? Ты спасла меня от верной погибели, говорил Джон Тэйлор и крутил воображаемый ус.

Нора вспоминает их смех. Она не знает других мужа и жену, которые смеялись бы вместе, как Джон и Делия.

 — Мы что, больше никогда Делию и Джона не увидим? — спрашивает Нора мать.

 — Никогда не говори «никогда», это не к добру, — отвечает Кэтлин. Она хватается за поясницу. — Спина болит, скоро роды, — говорит она. — А тогда тебе придется слушаться тетю Бриджет и не перечить ей.

 — Хорошо, мэм, — говорит Нора. Впрочем, мать знает, что Нора слушается и никогда не спорит. Только в тот раз не удержалась, когда разговор шел о Делии.

Норина мать удалилась перед родами в свою спальню, младших детей отправила к Нэтти, только Нору оставили дома. «Побудь с папой, — сказала ей мать. — Без тебя ему будет одиноко, ведь в дом придут чужие люди».

Но и при Норе отец ходит по комнатам робко, неуверенно, будто боясь кому-то помешать. Стоят теплые дни, и каждый вечер отец с дочкой идут на угол за мороженым. Обычно они мало встречаются, и говорить им почти не о чем. Ей случалось видеть его в минуты раздражения и в минуты усталости. С непривычной галантностью он сопровождает Нору домой, ложится спать засветло и уходит утром, когда она еще спит.

Наконец у Кэтлин начались роды, и Бриджет на весь день выставила Нору на улицу. Она сидит на крыльце и боится отойти, чтобы не пропустить первого крика новорожденного или известий о каком-нибудь осложнении. То и дело прибегают дети, зовут играть, но она только отмахивается, и им скоро надоедает ее уговаривать. Она разглядывает свои руки, потом свои белые туфельки — одна больше другой, потому что, как сказала мама, у бога о ней особый промысел. Что же это за промысел? Может, бог уже передумал? Может, он забыл о ней? Она считает розовые камушки в бетоне парапета. Слышно, как вскрикивает мать. Слышно, наверное, всему кварталу — окна-то настежь. Ребром ладони она сметает со ступеньки песок.

Вдруг прямо перед ее глазами появляются коричневые мужские ботинки. Сначала она пугается, но тут же узнает их. На лицо можно даже не смотреть — это ботинки Джона Тэйлора, лучшие ботинки на свете.

 — Здравствуй, Нора, — говорит он так, будто она вовсе не должна удивиться его появлению.

 — Здравствуйте, — говорит она ему в тон, поняв, что он не хочет, чтобы она удивлялась.

 — Мама дома?

 — Она наверху лежит.

 — Что, заболела?

 — Нет. Еще одного ребенка рожает.

У Джона перехватывает дыхание. Осекшись на полуслове, стиснув зубы, он шумно дышит. Воздух вокруг него сияет, как стекло. Он оглядывается по сторонам, ему хочется уйти.

 — А как поживает Делия? — говорит Нора, думая, что так спросила бы мама.

 — Она умерла, — говорит Джон и смотрит куда-то вбок.