Современная африканская новелла - [16]

— Великие изменения происходят в стране, — размахивая руками, рассказывал европеец, его речь переводил чиновник-туземец, маленький человечек с хитрющим лицом. — Неделю назад я побывал в Аккре, я видел новые великолепные здания, прекрасные школы, замечательные дороги. И теперь настала очередь улучшать деревни.

Ну, я мог бы сразу сказать, что он явно неудачно начал свою речь. Чего мы не любим — так это слушать об Аккре, о том, как городские жулики тратят наши денежки. Потом — никто даже не успел ему возразить — он стал распространяться про наших соседей: они, мол, и за объединение, они и за сотрудничество, и уж так-то они хорошо подготовились к его приезду, так умело использовали его профессиональную помощь… А потом этот европеец взялся за нас. Его беспокоили дороги и вода. Ясное дело, мы сразу с ним согласились. В нашей деревне можно и не спрашивать, как дела: вам всегда ответят, что хуже некуда. Поприбедняться — это у нас первое дело. В общем, когда европеец обо всем нас расспросил — об урожае, о дождях, о дорогах, о школе, — он должен был подумать, что наша единственная мечта — присоединиться к развитию, которое переживает страна.

Один раз, правда, вышла небольшая заминка: европеец предложил прорыть вдоль улицы канавы и выложить их бетоном, но тут в разговор вмешался Тете Кварши и сказал — нет, это дело не пойдет, надо же его уткам где-то пить и питаться. Европеец никак не мог уразуметь, принимать слова Тете всерьез или нет, а тот, согнутый от старости и пьянства, стоял перед ним, одергивая рубашку, так что выпирали все его тощие ребра, и нес какую-то несусветную чушь — и тогда европеец плюнул на канавы и перешел к делу, ради которого он приехал.

Ничего плохого в его предложении не было. Он хотел, чтобы мы вырыли несколько колодцев у лесной тропинки, ведущей к шоссе. Европеец сказал, что нам помогут специалисты, знающие, как обращаться с бетонными кольцами, которыми укрепляют стенки колодцев. Нам придется вырыть ямы глубиной футов тридцать, но бетонных колец все равно хватит, а зато потом в колодцах всегда будет свежая вода. Агент произнес длиннющую речь, хотя мы довольно быстро поняли его мысль, но в нашей деревне не любят торопиться, и, поблагодарив европейца, Нана сказал, что мы обсудим его предложение на совете старейшин и сообщим свое решение Комитету уполномоченных. Тут вперед вышел Франсис Кофи — он держал в руках большую корзину с яйцами, и Опанин Кунтор передал ее переводчику и произнес еще одну благодарственную речь, и не успел агент сообразить, в чем дело, как оказалось, что его уже ведут к машине. Распустив шлейф пыли, автомобиль умчался, вслед за ним укатил и полицейский «лэнд-ровер», мы снова были предоставлены самим себе.

И вот стали нам привозить письма — Ваш добрый друг то, да Ваш добрый друг се, да Его Честь Председатель Комитета уполномоченных хотел бы узнать о Вашем решении, да не прислать ли Вам специалиста на следующей неделе, да не хотите ли Вы начать работу в понедельник?.. Ну а мы, конечно, сидели и молчали. В нашей деревне нет почтового отделения, и стоит Нане вспомнить, что надо ехать за марками, как он мигом забывает и думать о корреспонденции.

А время летело. Пришел и прошел понедельник, потом вторник, потом среда. В четверг мы, как обычно, часов около трех собрались у Кофи и принялись за акпетише, и, когда в полпятого приехал уполномоченный, никто его не заметил и никто не встретил. Он послал своего переводчика найти Нану и стариков.

— Нана нездоров, — сказал Кофи.

— Он уехал путешествовать.

— У него траур по сестре.

— У него корь. — Это ляпнул юный образованный идиот, ученик нашей новой миссионерской школы.

Переводчик — все переводчики у нас африканцы — постоял сперва на одной ноге, потом на другой, а потом долго чесал в затылке. Он-то понимал, что после бутылки акпетише даже и не уехавший путешествовать старейшина окажет уполномоченному такую же помощь, как старейшина, отбывший за тридевять земель. И я думаю, переводчик объяснил это уполномоченному — поэтому что тот, толстеющий европеец с красным лицом и водянистыми глазами, ужасно разозлился, обругал Нану и всю деревню и приказал полисмену отобрать у нас акпетише, а перегонный аппарат найти и сломать. Обычно две-три канистры акпетише всегда хранятся у Опанина Кунтора, но на этот раз полисмену не повезло: мы недавно отмечали праздник Урожая, и у нас осталось только две бутыли. И вот когда полисмен их нашел и забрал (мы не протестовали), появился Нана. Да, наш старейшина был явно не в себе…

Уполномоченный правительства глянул на Нану и сейчас же, не сказав ни слова, уехал, а мы отправились по домам спать. Но на следующее утро мы порядком струхнули, быстренько собрались в хижине Наны и пригласили на совещание школьного учителя. Всем было ясно: надо что-то делать, иначе деревне не миновать беды, и оставался единственный выход — «развиваться». И вот учитель написал письмо, Нана и старики как умели расписались, а Франсис Кофи сел на велосипед и повез письмо в город.

Это было явно то, что нужно: через два дня в деревню приехал «лэнд-ровер», в нем восседали полисмен и агент по развитию. Мы расчистили площадку и по очереди стали копать. Работа оказалась легкой, и ничто ее не омрачало, если не считать одного происшествия: на вторую ночь старик Найентекки вышел из дому по малой нужде, споткнулся о бетонное кольцо для колодца и свалился в яму, которую мы вырыли, а европеец — то-то был храбрец вроде Лугарда