Совокупность лжи - [8]

Но Феррису нравился Амман именно за это. Беленные мелом здания, словно город был одним большим монастырем, совершенно сбивающие с толку, бесплодная в своей чистоте пустыня, которая каждое тысячелетие сводит людей с ума настолько, что они придумывают новую религию. Даже в послеполуденную жару Амман был больше похож на обволакивающую сауну, чем на изнуряющую парную Йемена или безжалостную печь Балада. В нем осталось немало от причудливого мира арабов: здесь, на дороге в аэропорт, мальчишки, стоящие за самодельными прилавками, крича, продавали фрукты, овощи и наливали в крошечные чашечки обжигающе-горячий горький и ароматный арабский кофе. Иногда шоссе пересекали отары овец, ведомые пастухами в развевающихся одеждах, будто выброшенных сюда из другой эпохи машиной времени. Как бы она ни старалась выглядеть по-западному, Иордания все равно оставалась Востоком. Сидящие по рынкам продавцы пряностей, предсказатели судьбы и торговцы оружием. Полная тайн жизнь, подключенная к совсем иным, нежели «мир Макдоналдса», источникам энергии.

Жить хорошо было, возможно, не самым главным способом мести миру Запада, но это было единственной целью жизни палестинцев, которые ныне составляли основную часть населения. Они возвращались сюда из Дохи и Рияда, поймав свою небольшую удачу, за счет которой в Аммане можно было построить огромные виллы. Там эти люди веселились, заключали деловые соглашения и хвастались друг перед другом женами, одетыми по западной моде. В современном Аммане самой развивающейся отраслью стала косметическая хирургия. Уважающая себя женщина не могла появиться в свете прежде, чем она приведет в порядок свой нос и грудь. Как в Лос-Анджелесе, только океана рядом нет. В Аммане даже издавался журнал «Хорошая жизнь», с приложениями, где юным арабским девушкам объясняли, где покупать бикини и DVD «Секс в большом городе», а также старинные украшения. Беженцы из Ирака, появившиеся здесь совсем недавно, добавили в этот аромат свой собственный резкий привкус. Они осаждали фирмы по продаже недвижимости и обеспечивали работой тысячи бандитов, которые охраняли их от других бандитов.

Молодой король, похоже, понимал, что алчность стала национальной идеей Иордании. В его правление нация прошла путь от убогой коррупции прошлого к вычурной и сложной коррупции ливанского типа, такой, при которой у некоторых армейских генералов даже появились собственные сборщики дани. Главные шпионы были хорошо известны всем, их секретность не была ни для кого секретом, и их имена разве что не публиковали в газетах. Лицемерие здесь впитывали с молоком матери.

А еще у Иордании был ислам, тайный источник вдохновения и мучений одновременно, как и в любой другой арабской стране. Это было главной причиной для озабоченности в отделении ЦРУ в Аммане, помимо помощи молодому королю. Иорданцы были суннитами, и иерархия мечетей, находящихся на содержании государства, была не менее окостенелой, чем англиканская церковь. Огромная мечеть Хуссейна в старой части города, разукрашенная розовыми и белыми полосами, по пятницам пустовала. Истинно верующие люди шли в небольшие мечети в трущобах и лагерях беженцев за городом или в Зарку — большой промышленный город на севере от Аммана, центр страны, где подполье набирало в свои ряды новых членов. Иногда создавалось впечатление, что шейхи, принадлежащие к фундаменталистским течениям ислама, — единственные в этом государстве, кто способен говорить правду. Они высмеивали коррупцию и упадок, царящие среди новой элиты, открыто выражая гнев, возникающий у каждого бедняка при виде проезжающего «мерседеса» или «БМВ», гнева, который никто, кроме них, не рисковал проявить открыто. Молодой король мог принимать в своих расчудесных отелях у Мертвого моря лидеров Всемирной торговой организации, но на задворках Зарки продавали ковры с портретами Усамы бен Ладена и слушали кассеты с записями его речей, где он объявлял войну Америке.

Феррис назвал это «Магистралью», когда написал доклад Хофману через пару недель после прибытия в Амман. Конспиративная сеть джихадистов пронизывала Амман, они доставляли людей из Ирака, внедряя их в лимфатические узлы арабского мира, а оттуда — в мировую систему кровоснабжения. Феррис разыскивал эту сеть, сеть, у которой было имя, доставшееся ему в Ираке столь дорогой ценой, разыскивал все два месяца, проведенные в Аммане. Он знал адрес конспиративной квартиры, где вербовали его агента, погибшего в Ираке, знал пару имен людей, курсировавших между Заркой и Рамади. Эти осколки информации едва не стоили ему жизни, но давали хоть какую-то стартовую позицию.

С самого первого дня в Аммане Феррис вцепился в эти немногие факты, как в долото, которое может пробить дыру в подземную пещеру. Он организовал постоянную слежку за конспиративной квартирой в Аммане. УНБ прослушивало телефонные и компьютерные каналы связи всех людей, которые хоть раз появлялись поблизости от этого дома. Наружная разведка следила за всеми автомобилями, выезжающими со двора дома. Феррис не говорил Хани, кого он выслеживает, но подозревал, что в этом и нет необходимости. Побывав в Берлине, он почти уверился в том, что они преследуют одного и того же человека.