Совместный исход, 1978 - [8]

Москвичи в один голос говорят (даже в троллейбусе), что его поездка по Сибири и Дальнему Востоку - чистый телеблеф.

Очень встревожил меня один момент, который ненароком вылез в разговоре с Блатовым. Поскольку мне уже известно, что на съезде комсомола будут важные вещи по разоружению, а интервью будет позже, я спросил, как с этим быть. Блатов начал мямлить: мол, вот разослали по ПБ уже несколько дней назад, реакции пока никакой. Предложения там очень важные, как еще к ним отнесутся.

Что происходит? С каких это пор начинают сомневаться, что кто-то не поддержит предложений, изложенных в тексте, разосланным самим Брежневым??

И тут я смекнул: значит, дело дошло уже до того, что Александров, который является главным автором текста, даже не имел возможности прочитать его, как обычно, вслух самому докладчику. И докладчик, возможно, конкретно и не знает, что именно он распорядился разослать по Политбюро к комсомольскому съезду.

Если так, то маразм, значит, вступил в последнюю фазу. И это уже совсем не «лично». Это «общественно».

В 6 часов вечера вместе с Арбатовым и др. встречал в Шереметьево Эгона Бара - в канун визита Брежнева в ФРГ. Бар, вроде был по «научно-теоретической части», а на самом деле, чтоб показать всем, что СДПГ и он лично умеют обделывать с нами дела.

29 апреля 78 г.

Кажется, меня берут в визит Брежнева в ФРГ. Случилось это потому, что Загладин (его страна и партия, и в прошлый раз, в 1973 году он ездил) оказался с 16 апреля в Испании на съезде КПИ. А Вадим до этого то болел, то объезжал Бельгию и Швейцарию. По поводу чего Александров сказал Б.Н.'у: Ваш Загладин либо болеет, либо за границей. Раздражение по этому поводу сыграло свою роль в том, что выбрали меня.

А мне неловко перед Вадимом, да и не хочется: не люблю я участвовать в таких помпезных делах, где чувствуешь себя не в своих санях, униженно.

Работа с Блатовым измотала. Он до остервенения пунктуальный и ответственный человек, потрясающий тугодум (что не означает - не умный, совсем наоборот). Выворачивает наизнанку каждое слово. И эти его жесты, когда он ищет подходящее выражение, - будто дирижирует своим мыслям, медленно ворочающимся извилинам.

Идея всех материалов (беседы со Шмидтом, Брандтом, Шелли Штраусом, Колем, Мисом, Геншером.), интервью для газеты и теле - подтянуть к себе Западную Германию, попытаться добиться того, чтобы в качестве партнера № 1 она избрала нас, а не США. Тогда мир можно считать «сделанным», по крайней мере до 2000 года, пока Китай не станет сверхдержавой. Да и с экономической точки зрения близость с ФРГ - самое надежное дело. Вся Восточная Европа - «между нами двумя».

Кажется, мы искренне хотим дружить с этим своим «самым страшным врагом». И это правильно. Но. мы за близость, за «предпочтительность» по существу ничем не хотим, да и не можем, платить. А их цена высокая: признать единство германской нации.

Они видят нашу «игру» и боятся ее, хотя их что-то тоже завлекает, они понимают, что их великодержавные потенции осуществимы лишь в союзе с нами. С Америкой - никогда. Тут действуют силы, превосходящие даже экономическое соперничество.

Вчера выяснилось, что они начали отруливать от текста Декларации до 2001 года, который согласовал здесь Бар. Вписали в свой «контрпроект» права человека, Западный Берлин, намек на Африканский Рог и т.п. вещи, которые означают - под откос.

Посмотрим. Замах на визит был большой, а сейчас вроде бы дело тает.

Прошел XVIII съезд ВЛКСМ. Целиком и полностью посвящен Брежневу. Апология разматывается небывалым даже при Сталине темпом. Причем, на очень вульгарном для XX века уровне, пошлом.

После «Малой земли» написано еще «Возрождение» - о Днепропетровске после войны. (в № 5 «Нового мира», сегодня начали печатать и центральные газеты). По всей стране идут идеологические конференции, руководимые первыми секретарями республик и городов, об изучении этих произведений, о воспитании в советских людях на материале этих книг разных патриотических и коммунистических качеств, в том числе скромности.

Что касается инициатив по военным вопросам, которые должны были появиться в речи Брежнева на съезде комсомола, то самое главное было вырублено: вывод армейского корпуса и 1000 танков из Чехословакии и ГДР, и определение границ с Китаем по фарватеру рек. Остались опять лишь призывы и заверения, в том числе - что мы не будем производить нейтронной бомбы, если США тоже не будут. На что Картер заявил, что Советскому Союзу и не нужна нейтронная бомба, так как она предназначена для борьбы с превосходством в танках. Тем самым мы только «подставились».

Говорят, что эти «односторонняя» инициатива не прошла через Громыко и Суслова. Устинов вроде бы был «за». Важнее другое: значит, рассылку, сделанную формально Генеральным секретарем (все знали, что помощники не имеют на это право), «по дороге» отредактировали. Утвержден был на Политбюро в присутствии Брежнева подмененный текст, а он даже и не знал, что «рассылал» не тот, а совсем другой.

Пономаревские Хельсинки. Монбланы родили мышь. Шумок кое-какой он, конечно, там произвел. Но ушлые лидеры социал-демократии еще раз убедились, что протяни такому мизинец, он ухватится за всю руку по плечо. И дали вежливо понять - не выйдет. «Правда» печатала оглушительно-победные корреспонденции из Хельсинки, Б.Н. слал оптимистические телеграммы, а из Бонна в это время пришло сообщение, что Бар заявил Фалину (посол) протест: мол, предложения Пономарева для нас неожиданность, они ставят нас в положение склонных к «единому красному фронту», за что ухватятся правые, мы вынуждены будем публично дистанцироваться от КПСС.