Советы юным леди по счастливому замужеству - [7]

В течение трех дней тетя Дороти муштровала своих подопечных: как правильно ходить, укладывать волосы по последней моде, держать веер, вилку, сумочку. Преображение в благородную даму, как скоро начала догадываться Китти, означало столь непреклонное владение собой, что становилось невозможно дышать. Тело превращалось в корсет, надежно скрывавший внутри всяческую неделикатность, неблагопристойность, все проявления характера. Китти тщательно собирала крупицы сведений и убеждала Сесили делать то же самое – сестра имела привычку отвлекаться на посторонние мысли, как только происходящее переставало ее интересовать. К моменту, когда привезли первую партию готовых платьев, головы девушек уже кружились от полученных знаний.

– Слава богу! – провозгласила тетя Дороти, принимая доставленные наряды. – По крайней мере, теперь вы можете не краснея выйти из дому.

Китти и Сесили отнесли коробки наверх, в спальню, где распаковали их не без изумления. Мода, как они обнаружили, менялась в Лондоне значительно быстрее, чем в Биддингтоне. Восхитительные новые туалеты имели лишь отдаленное сходство с привычной одеждой сестер. Прелестные голубые и желтые утренние платья, муслиновые накидки, теплые плащи, короткие атласные жакеты-спенсеры и самое умопомрачительное – два вечерних платья, изящнее которых Китти ничего в жизни не видывала. В них сестры и облачились – осторожно, помогая друг другу. Они уложили волосы, как показала им тетя Дороти, старательно украсили прически живыми цветами и, закончив, не узнали самих себя.

Их отражения в высоком зеркале ошеломили Китти. Она привыкла к тому, что Сесили всегда выглядела так, словно только что пробудилась от глубокого сна. Но в этом белом платье из блистающей невесомой ткани сестра походила на ангела; казалось, еще мгновение – и растает в воздухе. Светлые локоны, обрамлявшие лицо, нежно смягчали ее черты. Платье Китти тоже было белым – обычный цвет для юных дебютанток. Оно составляло резкий контраст с ее темными волосами – от природы прямыми, но теперь завитыми в локоны – и подчеркивало выразительно изогнутые брови над сияющими глазами.

«Эти девушки в зеркале производят сильное впечатление», – подумала Китти.

Они выглядели так, словно здесь, в Лондоне, им самое место.

– Очаровательно! – восхищенно хлопнула в ладоши тетя Дороти. – Думаю, вы готовы. Приступим сегодня вечером.

С наступлением сумерек они прибыли в Королевский театр Ковент-Гарден. Освещенное пламенем свечей здание с высокими сводчатыми потолками и богато украшенными интерьерами выглядело поистине прекрасно. Театр не был переполнен, как в разгар сезона, однако повсюду раздавался гул оживленных голосов.

– Посмотрите на всех этих людей, мои дорогие, – одобрительно заметила тетя Дороти. – Вы чувствуете разлитые в воздухе возможности?

– «Печать бессилья и тоски»[3], – мрачно продекламировала Сесили, и Китти узнала голос, которым та обычно цитировала строчки из своих любимых книг.

Тетя Дороти смерила ее подозрительным взглядом. По дороге в огромное фойе она прошипела Китти на ухо, чтобы Сесили не услышала:

– Она что, дурочка?

– Интеллектуалка, – тихо объяснила Китти.

– Этого я и боялась, – вздохнула тетя Дороти.

Они медленно двинулись в зрительный зал. Тетя Дороти сосредоточенно поглядывала по сторонам и приветствовала знакомых в толпе.

– Нам очень повезло, – прошептала она. – Я не ожидала, что здесь будет так много подходящих холостяков, ведь сезон еще как следует не начался.

Китти кивнула, усаживаясь в кресло, но отвлеклась. Ее взгляд упал на самое величавое из всех когда-либо виденных ею семейств, и эти люди мгновенно и полностью завладели ее вниманием. Сидевшие высоко над залом в собственной ложе три незнакомца, даже на неискушенный взгляд Китти, выделялись из толпы. Прекрасные и безупречно одетые молодой джентльмен, юная леди и привлекательная франтоватая женщина, очевидно, составляли одну семью. Все время, пока Китти наблюдала за ними, они улыбались друг другу и смеялись, не заботясь ни о чем, кроме собственного удовольствия.

Тетя Дороти проследила за ее взглядом и неодобрительно щелкнула языком.

– Нет никакого смысла на них заглядываться. Конечно, моя дорогая, меня восхищает твое честолюбие, но советую не забывать о нашем положении в обществе.

– Икар, – внесла свою лепту Сесили, то ли соглашаясь с наставницей, то ли просто желая придать разговору интеллектуальную окраску – это осталось непроясненным.

– Кто они? – спросила Китти, все еще глядя вверх.

Недовольство тети Дороти сдалось перед искушением посплетничать.

– Де Лейси, – сказала она, наклоняясь ближе. – Вдовствующая графиня леди Рэдклифф и двое ее младших детей: мистер Арчибальд де Лейси и леди Амелия де Лейси. Богаты, как короли. Конечно, львиную долю получил старший сын, граф Рэдклифф, но и каждому из младших достанется недурное состояние – не меньше восьми тысяч в год, по моим прикидкам. Ожидается, что все они составят блестящие партии.

Она откинулась на спинку кресла. Представление началось, но Китти не могла отвести глаз от де Лейси. Каково это – с самого рождения знать, что тебя ждет надежно обеспеченное и счастливое будущее? Сидя в собственной ложе, возвышаться над остальным обществом. Следовало признать – там, на высоте, они выглядели так, словно это для них и предназначено. Существовал ли какой-то другой мир, в котором и Китти нашлось бы местечко рядом с ними? Ее отец был рожден джентльменом и до женитьбы вращался в тех же кругах, что и они, не придавая значения своему везению. Если бы события повернулись иначе… Китти ощутила укол бессмысленной зависти по отношению к той несуществующей Кэтрин Тэлбот, которая могла бы занять положение на одном уровне с золотой семьей де Лейси. И только когда тетя Дороти толкнула ее локтем, Китти наконец отвернулась.