Советы пострадавшего - [5]

Внезапно у их ног что-то лязгнуло об пол.

— Это я уронила нож, — смущенно сказала Вера Максимовна, высвобождаясь из объятий мужа. Они расхохотались. Евгений Павлович нагнулся, поднял нож-пилу и свободной рукой снова крепко привлек к себе жену. Они опять с удовольствием поцеловались.

И тут за их спиной раздался голос:

— Вот они! Слава тебе господи. — В дверях с мокрым зонтом в руках стояла их дочь Наташка, грациозная, немного надменная, тоненькая, как горная козочка.

Папа проворно отскочил от мамы. При этом в руке его блеснул нож-пила.

— Ой, папочка, ты похож на Бармалея с саблей! — в полном восторге закричала Наташа.

— Лучше скажи, где ты шатаешься до полуночи? — стараясь быть суровым, спросил отец.

— Я не шатаюсь, а ищу своих родителей. Я пришла домой через две минуты после вашего ухода, и бабушка сказала, что вы, вооруженные до зубов, отправились меня искать. А папочка с мамочкой, оказывается, целуются в подъезде. Веселые дела творятся на белом свете! Ох, глаз да глаз за этими родителями. Идем уж, что стоите!

КУДА ТЫ, НИНОЧКА?!

Он вытер варежкой мокрый нос и потянулся холодными твердыми губами в Ниночкин воротник, точнее, в то место, где мех пышной рыжей, как солнце, шапки соприкасался с мехом воротника и где, по расчетам Клячкина, предполагалось Ниночкино розовое ухо.

— Нинуша, по-моему, у меня очень серьезное чувство. Я проверил себя. Такого еще не было. Ну, конечно, бывали увлечения. Но тут что-то особенное. Понимаешь…

— Юра, наш троллейбус, — смеясь, прервала Ниночка.

С крепким скрипом, подминая снег колесами, подкатил троллейбус. Замерзшие окна сияли, искрились серебряными ромбиками мороза. Стуча мерзлыми каблуками по мерзлым ступенькам, Клячкин и Ниночка вбежали в троллейбус.

— Три, три и три, — сказал Клячкин, отсчитывая монеты. — Черт, вроде был где-то пятак, чтобы пять и три, без сдачи… Ну, ладно, пока опустим девять.

Он оторвал два билета, натянул варежку, снова вытер мокрый нос и ткнул его между Ниночкиным воротником и шапкой.

— Я серьезно, Ниночка, так у меня не бывало. Помнишь, я подошел к тебе, когда ты пила газировку в буфете? Не потому, что ты хорошенькая, — хорошеньких много. Товарищ, не бросайте копейку, дайте мне. Ах, проездной? Что-то толкнуло меня в сердце, как будто внутренний голос сказал: «Да! Это судьба!» Тут, наверное, что-то связано с подсознанием. Раньше говорили «господня воля», но я думаю, что это какие-то биотоки сигналят из подсознания. Ты была в вишневой кофточке, и у меня вдруг забилось сердце… Бабушка, копеечку не бросайте. Нет, ваш талончик мне не нужен. На черта он мне, мне копейка нужна. Понимаешь, Нинуша, тут, наверное, что-то связано с неосознанными детскими впечатлениями, замурованными в подсознании. Может быть, в детстве, когда мне было годик или два, мне понравилась какая-то молодая женщина в вишневом, может быть, она меня погладила или там дала конфетку, и это запало в детскую душу, и вот, когда я увидел тебя, такую славную и в вишневой кофточке, точно гейзер какой-то прорвался, обжег душу струей горячей нежности к тебе и какой-то голос сказал: «Вот она, твоя мечта!» Гражданин, не бросайте, пожалуйста, копеечку. Ну, что же вы делаете? Вам говорят русским языком: «Три бросьте, а копеечку не бросайте», а он сыплет в кассу. Товарищи, кто будет опускать копейку, не опускайте. Да, так на чем я, Нинуша, остановился? Ага, да и вот, понимаешь, мое чувство к тебе так серьезно, что я… Ниночка, куда ты?! Это не наша остановка, нам через две сходить, Ниночка, куда ты?!

ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ

В рядах судебных защитников мой друг адвокат И. Д. Краковяк занимает особое место. Правильнее даже сказать, что он стоит вне рядов, настолько самобытно и ярко его дарование. Илья Диогенович — сущий клад. Он берется любой ценой (начиная со 150 рублей) не то что отвести, а оторвать напрочь десницу закона, нависшую над повинной головой.

Вот образчик блистательного адвокатского красноречия моего друга Ильи Диогеновича Краковяка.

— Товарищи судьи! Перед вами на скамье подсудимых сидит человек, на которого в силу трагического недоразумения легло черное, как деготь, пятно незаслуженного обвинения. Смыть это пятно — святой долг правосудия, ибо не осуждения, а восхищения достоин мой подзащитный Гурий Харитонович Залепухин, что я и постараюсь доказать.

Да, мы знаем, что на складе фабрики «Красный ридикюль», где работал мой подзащитный, была обнаружена крупная недостача кожевенного сырья.

Да, мы знаем, что во мраке ночи с 14 на 15 октября Г. X. Залепухин доставил с фабрики к себе на квартиру два тюка с кожами общим весом 60 килограммов.

Ну и что? Разве эти факты хоть в малейшей степени бросают тень на славное имя Г. X. Залепухина? Никоим образом!

Поскольку в течение дня Залепухин не успел справиться с огромным объемом работы, он в бурном порыве трудового энтузиазма привез сырье домой. Ради чего мой подзащитный жертвовал драгоценными часами ночного отдыха? Исключительно ради того, чтобы протереть кожи мокрой тряпочкой и к утру вернуть их чистыми на родную фабрику. Вот она, эта тряпочка, товарищи судьи, неопровержимое свидетельство святых побуждений Г. X. Залепухина. (И. Д. Краковяк выдергивает из кармана носовой платок сверхсрочной службы и победно им размахивает.) Прошу приобщить к делу. Такова неприкрашенная истина. Увы, арест утром 15 октября помешал Г. X. Залепухину отвезти чистые кожи обратно на склад. Но это уже не вина, а беда моего подзащитного.