Советы пострадавшего - [20]
— Ну да, длинная такая коса, а что?
— Все! Уловил! Минутку.
Поветров выбегает в приемную, отворяет дверь в коридор и кричит:
— Ручкина, хоть из-под земли, моментом!
Прибегает Ручкин, его верный зам и адъютант.
— Открываем курсы косарей, Ручкин! Есть такое веяние. Уловил? Объявляй срочный набор. Медпункт ликвидировать к чертовой бабушке: там будет пункт по заточке кос. Ну что ты, не понимаешь? Косы там будем точить — вжик-вжик. Школу закрыть немедленно и передать под общежитие для курсантов-косарей.
— Косарей? — ошалело переспрашивает Ручкин. — Но у нас же механизация…
— Не перебивай! В газету срочно позвони. Скажи, что Поветров возглавил почин под лозунгом «Коси, коса, пока роса». Все! Претворяй моментом!
Радостный и взволнованный Поветров возвращается в кабинет.
— Ну, ну, Круглов, дальше. Значит, входит секретарь и вносит большую косу, ха-ха-ха…
— Что значит вносит? Коса у нее на спине болтается.
— Болтается?
— Ну да, русая коса. Вообще, между прочим, симпатичная у него секретарша, курносенькая такая.
— Нет, ты скажи: зачем ты мне голову морочил этой ерундой? На черта мне сдалась эта секретарша с ее девичьими косами!
— Так вы сами, товарищ Поветров, требовали, чтобы я рассказывал со всеми деталями…
— Погибель моя! — хватается за голову Поветров. — Минутку!
Опрокидывая на ходу стулья, он выбегает из кабинета.
— Ручкин! Ручкин! — кричит он с крыльца.
Через заснеженный двор на зов начальства спешит в расстегнутом полушубке Ручкин. Из ноздрей и рта преданного адъютанта вьются струйки пара.
— Уже! — рапортует Ручкин. — Медпункт закрыл, школу прикрыл. Больные в обмороке, дети в восторге.
— Полный назад! Все открыть, как было! Уловил?
— Ясно.
— В газету звонил?
— А как же!
— Отзванивай обратно. Скажи, опечатка получилась: курсы открываются, только не косарей, а звонарей, тьфу ты, пропасть, звеньевых, я хотел сказать. Моментом!
Потирая озябшие на морозе уши, Поветров возвращается в кабинет, где его дожидается Круглов.
— Ну и зачем же министр вызывал эту девицу-красу секретаршу?
— Принесите, говорит, справку: сколько сельхозтехники и какую именно получил в прошлом году совхоз, где директором Поветров.
— Так, так, так… А ты ему про наши дела рассказывал?
— Конечно. Напомнил ему насчет нашего письма.
— А он-то что, он-то? Ты давай мне со всеми детальками, с детальками рассказывай, чтоб я почуял, какие веяния на вышке, куда ветер. Ну! Ну!
— Он говорит: «Напрасно Петухов разводит…».
— Как? Напрасно петухов разводит?
— Да вы дайте, Иван Порфирьевич, досказать…
— Минутку! Уже уловил! Мне много не надо. Мне бы только веяние почуять, и я уловил.
В три прыжка Поветров покрывает расстояние, отделяющее кабинет от приемной.
— Ручкин! Ручкин!
С конца коридора нарастает каблучный грохот. В приемную на рысях врывается верный Ручкин.
— У нас на ферме петухи еще имеются?
— Да, штук тридцать наберется, товарищ Поветров.
— Всем свернуть головы. Моментом!
— Но, простите, Иван Порфирьевич, а кто же тогда будет цыпляток… так сказать… производить?
— С этим потом разберемся.
— Ясно!
— И вот что, курей тоже под нож. В порядке перевыполнения. Уловил?
— Ясно!
— Да, и маленьких желтеньких туда же!
— Цыплят?
— Во-во. Этих заодно тоже. Всякое ценное начинание нужно доводить до конца. Моментом!
С видом довольным и бодрым Поветров возвращается в кабинет.
— Так, с петухами претворено.
Круглов сокрушенно всплескивает руками.
— Вы недослушали меня, Иван Порфирьевич. Помните, вы писали управляющему «Сельхозтехники» Петухову, чтобы нам дополнительно отпустили три трактора? А Петухов переправил наше письмо на согласование в управление. Так вот, министр говорит, что напрасно Петухов разводит бюрократизм.
— Но петухов-то резать или не резать?
— Я вас не понимаю, Иван Порфирьевич. Какие петухи? Это фамилия Петухов.
— Уловил! Минутку! Ручкин! Ручкин!
Вбегает взмыленный Ручкин. На полушубке и сапогах верного адъютанта пух и перья. В руке — окровавленный нож:
— Уже. Претворил.
— Зарезал?!
— Петухов всех зарезал, курей приканчиваю, маленьких желтеньких давлю сапогами…
— Зарезал… Ты меня зарезал! Уловил?
ГРАБЕЖ С ПРИПЕВОМ
Вчера мой друг Кирюша Музлов спросил:
— Что ты подарил на праздник своей любимой женщине из конструкторского бюро?
— Будильник и букет мимоз, — ответил я.
— Будильник, — передразнил Музлов, отвратительно скривив губы, отчего «будильник» прозвучал, как «бедельник». — А почему не бриллиантовую диадему? Почему не виллу-ротонду из розового мрамора на Зеленом Мысу?
— У меня нет денег, — признался я.
— Тогда ограбь банк, черт возьми! Денег у него нет, ишь, оригинал какой нашелся. У него нет денег, а ни в чем не повинная женщина вынуждена ходить без диадемы.
Тем не менее банк я грабить не стал. Это как-то не соответствует моему моральному облику и производственному профилю. Но диадема зацепилась острым углом за мозговую извилину и закупорила нормальное течение моей мысли.
Я стал размышлять, и алчная мысль моя, петляя и извиваясь, доползла наконец до песенного бизнеса. Нельзя ли в царстве песни подработать на диадему?
Видение сатанински сверкающей бриллиантовой радуги в золотой копне волос любимой женщины не на шутку взбаламутило мою бедную душу.
