Советы пострадавшего - [12]

— Слушайте! — закричал он. — А что, если издать вашу работу, но не как перевод, а как ваш собственный роман? А? Колоссально! Ну, конечно, придется еще немного изменить сюжет, чтобы не оставалось уже совсем ничего общего с Джоном Гудом. Автором будете вы. Понимаете, вы! А. Ф. Кондэ! Я вам помогу. Ну, как?

И книгу издали. Она называется «Сын герцогини» и уже удостоилась пяти разгромных рецензий, что ничуть не помешало вдове А. Ф. Кондэ, обретя гонорар, отбыть на благодатные крымские лежбища. Возлегая на горячих россыпях шуршащей серой гальки, Аглая Филипповна авторитетно рассуждает о тайнах литературного мастерства и кознях тупых, малоинтеллигентных критиков. Вокруг валяются сигаретные окурки со следами фиолетовой губной помады.

«ВЕРИШЬ — НЕ ВЕРИШЬ»

Воскресенье. Папа лежит на тахте, перелистывает футбольный справочник-календарь и мысленно составляет идеальную сборную Союза. «Ах, если бы к правой ноге Пафнутьева да голову Силантьева, да скорость Шарашидзе, вот был бы центр нападения!..» — размышляет папа.

Мама сидит перед зеркалом и разрабатывает новую прическу. В руках у нее гребень, в зубах — шпильки. Она хищно вглядывается в собственное отражение.

Их сын, маленький Юрик, рисует зеленым карандашом на кремовой стене комнаты пароход, над которым пролетает лунник. Получается очень красиво. Юрик решил посадить на лунник космонавта, но не успел: мама заметила в зеркало и чуть не подавилась шпильками.

— Анатолий! Неужели ты не видишь, что творит ребенок?!

— А ну-ка, марш в угол! — медным, административным голосом чеканит папа, не отрывая глаз от справочника-календаря.

— А-э-э, — противно нудит в углу Юрик. — Э-а-а… Я больше не буду. А-а-а…

— Анатолий! Неужели нельзя чем-нибудь занять ребенка в конце концов?!

Папа, кряхтя, поднимается с дивана.

— Ну-с, разбойник, выходи из мест заточения! Общественность берет тебя на поруки.

Отец и сын лобызаются в знак примирения.

— Что будем делать?

— Почитай мне сказку! — предлагает Юрик и ныряет под кровать за книжкой.

— Э, сказочки-козочки — все чушь и мистика, — морщится папа. — Давай-ка лучше в картишки.

Папа достает из кармана колоду карт и садится за стол. Юрик проворно влезает коленками на стул и пожирает глазами лицо родителя.

— М-да… Ну, в преферанс ты, пожалуй, еще не потянешь, кинг — тоже сложновато в дошкольном возрасте. Вот что! Будем играть в «веришь — не веришь»! Идея!

— А я не умею.

— Я научу. Это очень просто. Значит, так. Сдаю карты тебе и мне. Так, Теперь задача заключается в том, кто раньше сбросит все карты. Чувствуешь? Вот я кладу четыре карты рубашками кверху и говорю: «Три семерки». Но это я неправду говорю. Просто вру, понимаешь? Там, может, и не семерки вовсе. И спрашиваю: «Веришь или не веришь?» Если ты не веришь, можешь проверить. Потом ты кладешь свои карты и тоже что-нибудь говоришь, не обязательно правду, понял? Нет? Ну, уразумеешь в процессе. Вот увидишь, это очень интересная игра. Умрешь со смеху. Начинай.

Юрик кладет пару карт на стол и робко объявляет:

— Две десятки.

— Проверим, — говорит папа и поднимает карты.

Там действительно две десятки. Юрик явно не постиг всей премудрости игры.

— Чудак ты! — говорит папа. — Если всегда правду будешь говорить, никогда не выиграешь. Ты ври смелей. Не обманешь — не продашь, как говорится.

Юрик кладет на стол пять карт и объявляет:

— Четыре туза. Веришь, пап?

— Верю!

— Ха-ха-ха! — заливается Юрик. — А там были всякие шестерки и валеты.

— Молодчина! Подаешь надежды!

Игра кипит. Уши Юрика наливаются малиновой краской. Ему жарко и весело.

Но, конечно, всю игру испортила мама. Она наконец придумала прическу и вспомнила об обеде.

— Юрий, Анатолий! Кончайте! Обедать! Анатолий, накрывай на стол, а ты, Юрик, иди мыть руки.

Скоро она возвращается с дымящейся кастрюлей в руках.

— Руки вымыл? — спрашивает она, ставя кастрюлю с супом на подставку.

— Да.

Но каким-то вихляющим тоном, с легкой запинкой произнесено это коротенькое слово. Мама настораживается.

— А ну-ка, покажи!

Юрик через силу показывает серые ладошки.

— Ты же не вымыл руки! Зачем ты мне сказал неправду? Анатолий! Да оторвись ты от своего футбола! Наш сын мне солгал! Как тебе это нравится?

Папа энергично вмешивается в педагогический процесс.

— Юра! — с чувством начинает папа. — Как тебе не стыдно говорить неправду? Мы всегда считали тебя честным, правдивым мальчиком — и вот нате вам! Кто научил тебя лгать? Отвечай!

Потом вдруг хмыкает и зло говорит:

— Ладно, давайте, в общем, обедать.

ПЕРЕХОДЯЩИЙ ПРИЗ

Старенький автобус, мотаясь по ухабам, вез Хрусталева в дом отдыха. Вцепившись в облезлый никелированный поручень, Хрусталев поглядывал в окно на мокрую после дождя березовую рощу и думал. Он привычно взял пробу своего душевного состояния, проанализировал ее и пришел к выводу, что встреча с природой не радует его, как прежде. Между радостью жизни и Хрусталевым точно выросла толстая мутная стеклянная стена. Виною тому был не возраст, думал Хрусталев, а жена, с которой он развелся год назад. До сих пор он не мог обрести утраченного за годы женитьбы душевного равновесия. Отступая из его жизни, эта женщина осуществляла тактику выжженной души В доме отдыха Хрусталев надеялся зализать раны и попробовать восстановить былое лучезарное мировоззрение.