Советское общество в зеркале фантастики И. А. Ефремова - [4]

Шрифт
Интервал

А во время сеанса связи со звездолетом, когда земляне показывали диктатору и его приближенным земные танцы, Фай Родис, чтоб показать Чагасу, что женщины Земли могут быть эротичными, исполняет перед ним специально подготовленный танец, ритм которого таков, чтобы воздействовать на подсознание мужчины. Даже Олла Дез, другой член экспедиции, замечает, что Родис, будучи командиром экспедиции, ведет себя как „школьница третьего цикла” (правда, Гриф Рифт не соглашается с этим, и возражает, что Родис владел не эмоциональный порыв, она специально подготовилась к такому танцу; но очевидно, что легкомысленность поступка Родис вовсе не в его спонтанности).

Однако самый впечатляющий эпизод такого рода — это противостояние членов экспедиции в другое полушарие и дикарей на развалинах. Отгородившись от толпы защитным полем, звездолетчики не придумали ничего лучшего, чем медитировать на глазах разъяренных дикарей, вести спокойные философские беседы и много часов ждать помощи с корабля, даже не пытаясь самостоятельно спастись! Конечно, в их смерти виноват и коварный Чойо Чагас, специально подстроивший все так, чтоб самолеты с солдатами, которые могли их спасти, опоздали. Но трудно винить его одного, они могли бы предвидеть это, в конце концов они могли бы и должны были не просто ждать, но и самостоятельно предпринять что-либо в это время. Ведь у них было 8 часов, пока работали батареи роботов — СВФ, обеспечивая им безопасность. Правда, они пытались поговорить с дикарями. Выясняется, что те — отказавшиеся подчиняться диктатору планеты и его режиму отщепенцы. Вот вроде бы готовый материал для бунта, который могут возглавить земные коммунисты! Однако звездолетчики решают, что в дикарях нет ничего человеческого и оставляют их в покое.

Но вот выясняется, что помощь запоздает. И звездолетчики решают не бороться, а… принять смерть! Они мотивируют это тем, что не могут убить даже дикарей, так как этому препятствует коммунистическая мораль. Но в конце концов они все равно взрывают себя и погребают под останками башни вместе с собой множество дикарей, коммунистическая мораль не мешала им сделать это! Кроме того, одно дело — рациональные рассуждения о том, что выхода нет и нужно просто ждать, а другое — инстинкт жизни, который заставляет действовать, даже когда разум говорит о безвыходном положении. Это до какого упадка жизненной энергии нужно дойти, чтоб вести себя так, как Ген Атал, Тор Лик и Тивиса Хенако в окружение дикарей!

Наконец, в самом начале романа говорится, что вернувшиеся из путешествия на Торманс „жили недолго от сверхнапряжения пути и страшных испытаний”. Перед нами опять-таки свидетельство упадка жизненной силы у людей ЭВР. Трудности, вместо того, чтоб закалить их, настолько их сломали, что они не нашли в себе сил дальше жить!

Все это являет собой совершенный контраст с героями „Туманности Андромеды”. Представим себе на месте Ген Атала Мвена Маса перед толпой разбушевавшихся дикарей. Уж Мвен Мас точно не стал бы ждать помощи с корабля и за много часов попытался бы вступить в борьбу с дикарями и спасти себя и своих товарищей, пусть ценой их жизней, если это не удается сделать без крови. Он боролся бы с ними как с дикими животными, даже если бы знал, что это бесполезно и что он погибнет в борьбе (и благодаря этому, скорее всего, он выжил бы, ведь дикари, без сомнений, оценили бы такую волю к жизни и наверняка дрогнули бы)! И точно так же Веда Конг не стала бы кокетничать с диктатором капиталистической планеты, который к тому же сначала и не думал ни о какой эротичности землянки, считая ее слишком холодной. Она бы не навлекла на себя гнев его жены, да и самого его не ставила бы в глупое и унизительное положение отвергнутого любовника. Наконец, Эрг Ноор, оказавшийся на месте Гриф Рифта, не сломался бы, не умер бы преждевременно от переживаний и депрессии. Он еще бы вернулся на Торманс следующим звездолетом — на помощь оставшимся товарищам и возглавил бы коммунистическую революцию!

Итак, как бы странным это ни казалось на первый взгляд, люди Эры Встретившихся Рук у Ефремова получились более беспечными, неосторожными, излишне эмоциональными и игривыми, а главное инфантильными, рассчитывающими лишь на помощь извне, не умеющими защитить себя самостоятельно, не способными пережить настоящие трудности. В них как будто меньше жизненной энергии, воли, цельности. Кроме того, они считают возможным прибегать к обману, подглядыванию, если это во благо других и если это распространяется не на равных им людей такого же коммунистического общества, а на „отсталое” население планеты, застрявшее на этапе капитализма.

3. Будущее — это идеализированное настоящее

Как же это объяснить? Ведь сам Ефремов стремился к совершено противоположному впечатлению… Мы получим ключ к разгадке, если осознаем, что любое фантастическое произведение, изображающее отдаленное будущее, на самом деле, изображает лишь идеализированное настоящее. Будущее, да еще отстоящее от нашей эпохи так далеко — а Ефремов пишет о людях, которые будут жить через 2–3 тысячи лет после нас — предсказать практически невозможно. За такой огромный срок происходят разительные качественные изменения в социальной структуре, технологиях, психологии людей. Эру Великого Кольца разделяет с нашим временем такой же промежуток, как и нас и классическую античность. Но мог ли античный ученый, опирающийся на физику Аристотеля, предсказать теории современной механики? Это совершенно исключено, потому в основе физики Аристотеля лежали принципиально иные мировоззренческие положения — о конечности пространства, об энтелехиях вещей, о пяти элементах и т. д. Тогда просто не существовало таких фундаментальных для современной физики понятий как система отсчета, изотропное пространство, инерция. Более того, если бы античный аристотелианец каким-нибудь чудом о них узнал, они бы показались ему абсурдом. Инерционное движение — это движение без непосредственного воздействия силы, такое физика Аристотеля запрещает. Точно так же ученику платоновской Академии не удалось бы предсказать даже сам принцип современного обучения, ведь представления о книге как источнике истины возникли лишь в средние века, в рамках христианской цивилизации, в античности книга была лишь письмом и безусловно стояла ниже устного знания. И, кроме того, сама классно-урочная система не была известна ни в античности, ни в средневековье, она возникла лишь в Новое время.


Еще от автора Рустем Ринатович Вахитов
Революция, которая спасла Россию

Рустем Вахитов, ученый и публицист, постоянный автор «Советской России», в своей новой книге пишет об Октябрьской революции 1917 года. Почему имперская Россия была обречена? Почему провалилась либеральная Февральская революция? Как получилось, что революционер-интернационалист Ленин стал русским патриотом и собирателем Отечества? Чем Октябрьская революция ценна для российского патриота?Ответы на эти вопросы вы найдете в книге. Она – о тупике дореволюционной России, о слабости русской буржуазии и прозападных либералов; о том, как Ленин, желая создать плацдарм для мировой Коммуны, воссоздал российскую, евразийскую сверхдержаву.


Рекомендуем почитать
Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.