Советский Союз. Последние годы жизни. Конец советской империи - [194]
Союзный парламент завершил свою недолгую жизнь и деятельность в сентябре 1991 г. Но как народный депутат СССР, избранный от одного из московских избирательных округов, я мог еще в 1992 г. посещать заседания российского советского парламента – с правом совещательного голоса. Как известно, российский Верховный Совет и российский съезд народных депутатов продержались до октября 1993 г., но конец этого парламента оказался еще более драматическим, чем конец советского союзного парламента.
Неудача Ново-Огаревского процесса
В то время как Борис Ельцин отдыхал в Сочи и занимался – после отставки Ивана Силаева – формированием нового состава Правительства Российской Федерации, Михаил Горбачев создавал один за другим все новые и новые проекты Союзного Договора. Еще в начале сентября 1991 г. было решено подготовить отдельно и как можно быстрее договор об экономическом сообществе бывших советских республик. Переговоры на эту тему шли довольно успешно, и в них участвовали даже представители или наблюдатели Прибалтики, независимость которых была признана не только Государственным Советом СССР, но и 46-й сессией Генеральной Ассамблеи ООН. 1 октября 1991 г. руководители делегаций от 12 бывших союзных республик парафировали в Алма-Ате Договор об экономическом сообществе, а три республики даже подписали этот договор. 18 октября этот договор подписали еще 8 бывших союзных республик, включая Белоруссию, Казахстан, Узбекистан и Россию. Подписал Договор об экономическом сотрудничестве и М. Горбачев. Медлить было нельзя, так как от нарушения привычных экономических связей страдали все. На всей территории разрушающегося Союза действовал еще советский рубль, и не только на Украине и в Казахстане, но и в Прибалтике приняли к сведению и к обращению новую купюру достоинством в 200 рублей, которую пустил в оборот осенью 1991 г. Центральный банк СССР. Конечно, каждая из республик торопилась как-то закрепить и развить свою экономическую самостоятельность. Во всяком случае, поток налоговых поступлений в союзный бюджет из бывших союзных республик почти иссяк. Но в стране были единая транспортная система, единая система нефтепроводов и газопроводов, единая электроэнергетика, единые системы связи, единое информационное пространство. С этим нельзя было не считаться. Едиными были все еще и Вооруженные Силы. Договор об экономическом сообществе содержал признание в том, что «основой подъема экономики является частная собственность, свобода предпринимательства и конкуренция». При этом государства – члены Экономического сообщества обязывались обеспечить для хозяйственной деятельности одинаковый правовой режим и свободное, т.е. беспошлинное, перемещение товаров и услуг. Это было важное нововведение, однако для многих участников соглашения оно звучало пока еще как пожелание, так как для частного предпринимательства здесь еще не были созданы минимально необходимые условия.
Но Горбачев торопил политическое соглашение. В своих мемуарах он на десятках страниц излагает подробности переговоров в Ново-Огареве и в Кремле с политическими деятелями республик, с предпринимателями, с аграриями, с западными лидерами; эти переговоры велись непрерывно и в октябре, и в ноябре 1991 г. От идеи федерации Горбачев сравнительно легко перешел к идее конфедерации. Ключевую роль играла во всем этом процессе позиция Бориса Ельцина и Леонида Кравчука, и Горбачев не терял надежды договориться или уговорить этих двух лидеров. Н. Назарбаев и И. Каримов были согласны и на создание государства с более сильным центром. Отвечая 1 ноября на вопросы газеты «Московские новости», Горбачев заявил, что он продолжает верить в успех Ново-Огаревского процесса, и в частности в союз России и Украины. «Необходимость революции умов, – отмечал Горбачев, – вот что всегда определяло мое политическое поведение. Я вынужден был с этим считаться и считаюсь. Я все же лучше других представляю замысел перестройки, не все, что обрисовано в политических документах, охватывает масштаб и глубину задуманных преобразований. Надо было менять систему, я к этому пришел. Но если бы с самого начала, не подготовив общество, так поставить вопрос, ничего бы не получилось. Я знал – дело связано с переходом к новым формам жизни, что приведет к столкновениям. Посмотрите на действующих лиц путча – они поняли, что от них уходит присвоенная без мандата народа власть». На вопрос, готов ли он возглавить новое Союзное государство с меньшим объемом властных полномочий, Горбачев ответил: «Да, я вижу себя в этой новой роли и от активной политической деятельности отходить не собираюсь. Свою ношу понесу до конца»[271]. Но революция умов происходила осенью 1991 г. не совсем в том направлении, в каком хотел бы ее направить М. Горбачев. Поведение Горбачева в эти недели удивляет даже автора его апологетической биографии Андрея Грачева. Он писал: «С доверчивостью, непростительной для опытного политика и характерной скорее для не желающего поверить в неотвратимость печальной развязки неизлечимо больного человека, Горбачев принимал незначительные тактические победы на заседаниях Госсовета за продвижение к завоеванию решающего стратегического рубежа, не сознавая или боясь признаваться самому себе, что он имеет дело с линией горизонта. Может быть, именно поэтому он с такой жадностью ловил обнадеживающие реплики Ельцина – тот вплоть до ноября принимал активное участие в обсуждении структуры будущего Союза, приносил на каждое очередное заседание поправки к тексту Договора и даже одергивал скептиков, иронизировавших на счет неблагозвучности названия ССГ – Союз суверенных государств. «Ничего, привыкнут», – говорил Ельцин.
