Советский квадрат: Сталин–Хрущев–Берия–Горбачев - [5]

1 сентября 1929 г.

«…Оказывается, в Нальчике я был близок к воспалению лёгких. Хотя я чувствую себя много лучше, чем в Нальчике, у меня „хрип" в обоих лёгких и всё ещё не покидает кашель. Дела, чёрт побери…»

16 сентября 1929 г.

«…Я выздоравливаю помаленьку».

Через год, 2 июля 1930 г.

«…Я за это время немного устал и похудел порядком. Думаю за эти дни отдохнуть и войти в норму».

2 сентября 1930 г.

«…Я понемногу оправляюсь».

8 сентября 1930 г.

«…К лечению зубов уже приступил. Удалили негодный зуб, обтачивают боковые зубы и, вообще, работа идёт вовсю. Врач думает кончить всё моё зубное дело к концу сентября».

24 сентября 1930 г.

«…Я здоров и чувствую себя, как нельзя лучше. Возможно, что Уханов видел меня в тот самый день, когда Шапиро поточил у меня восемь (8!) зубов сразу, и у меня настроение было тогда, возможно, неважное. Но этот эпизод не имеет отношения к моему здоровью, которое я считаю поправившимся коренным образом».

Через год, 14 сентября 1931 г.

«…Здоровье у меня поправляется. Медленно, но поправляется.

Вплоть до 1937 года Сталин ежегодно выезжал для лечения на южные курорты. Затем в Москве стартовали политические процессы, которыми он дирижировал, начались войны – с японцами, финнами, присоединение Бессарабии, Прибалтики, западных областей Украины и Белоруссии – все это вынудило его безвылазно находиться в столице.

В ночь на 22 июня Сталин спал не более двух часов. В первый день войны, прибыв в Кремль в 5:45 утра, он беспрерывно работал 12 часов, ничего не ел и выпил за день только стакан крепкого чая[9]. В таком режиме, если это можно назвать режимом, он работал в годы войны, иногда по 15 часов. Нередко охрана находила его спящим на диване, одетым и обутым[10]. Четыре напряжённых года без отпуска и выходных – организм работал на износ, и в любой момент мог произойти сбой.

После Потсдамской конференции (17 июля – 2 августа) возможности отдохнуть не было – 6 августа американцы сбрасывают ядерную бомбу на Хиросиму (начинается новая эра в противостоянии великих держав), а 8 августа Советский Союз вступает в войну с Японией.

Перенапряжение сказалось в первую послевоенную осень. До войны главной медицинской проблемой Сталина были боли в суставах – поэтому во время длительных заседаний он не мог сидеть на одном месте и прохаживался по кабинету. После войны к его заболеваниям добавилась гипертония, развитию которой способствовало множество факторов – возраст, курение (стаж около пятидесяти лет), длительное умственное перенапряжение, эмоциональные стрессы…

Микроинсульт, настигший Сталина между 10 и 15 октября, едва не убил его.

Из журналов посетителей Сталина, опубликованных «Историческим архивом» в 1996–1997 годах, видно, что в период с 8 октября до 17 декабря 1945 года Сталин в Кремле отсутствовал и никого, следовательно, не принимал. По свидетельству Юрия Жданова, в 1949 году ставшего вторым мужем Светланы, его отец почти всё время находился рядом со Сталиным, и бывали дни, когда возникал вопрос о передаче ему временных полномочий руководства партией и страной[11].

Два месяца он ни с кем не общался и не разговаривал по телефону (даже с дочерью, с которой у него испортились отношения после того, как она в 1944 году вышла замуж за Григория Морозова)[12], и это породило слухи, что болезнь сопровождалась временной потерей речи.

Конфликт с дочерью также способствовал развитию гипертонии.

Сталин тяжело переживал самоубийство жены, и, как вспоминал Рыбин, его телохранитель, по ночам охрана нередко сопровождала его на её могилу. Светлана, в шестилетнем возрасте оставшаяся без матери, была его душевной опорой – только ей он писал нежные письма.

Через четырнадцать лет после смерти отца, став антисталинисткой (в 1957 году в знак протеста Светлана сменила фамилию Сталина на Аллилуева)[13], дружившая с опальным писателем Андреем Синявским и не побоявшаяся открыто выступить в его защиту (судьба её брата, Василия Сталина, репрессированного Хрущёвым, была ей известна), она написала о своём детстве:

«Он любил меня, пока я была ребёнком, школьницей, я его забавляла. „Ты до смешного похожа на мою мать! Она тоже рыжая, в веснушках!" – говорил он и, наверное, это было главным источником его нежности ко мне. Мне досталась в детстве самая большая нежность, на какую он вообще был способен»[14].

Их отношения расстроились в годы войны, когда она достигла подросткового переходного возраста. Семнадцатилетняя школьница влюбилась в еврея, кинорежиссёра Каплера, который на двадцать лет был старше её, а затем, наперекор воле отца, – в другого еврея, Григория Морозова. Выйдя за него замуж, в 1945 году она родила сына, которого, стараясь задобрить отца, назвала Иосифом[15]. С зятем-евреем Сталин категорически отказался знакомиться, а своего внука впервые увидел в трёхлетнем возрасте, после того как, по его требованию, в 1948 году брак с Морозовым был расторгнут[16].

Сыновья боялись его и не прекословили. С ними он был строг, мог и ударить. Только дочь пыталась его ослушаться. Он не одобрял её замужества, нервничал и срывался на гнев[17].

28 февраля, в день рождения Светланы, он ей даже не позвонил. Семейный конфликт, вызванный её замужеством, спровоцировал нарушение кровоснабжения мозга – кровеносные сосуды не справились с напряжением. Ночью произошёл инсульт. (О сложных взаимоотношениях с дочерью, вызванных неприятием еврейских женихов Светланы, рассказывается в главе «Об антисемитизме Сталина»).