Советские ученые. Очерки и воспоминания - [5]

Происшествие в Париже стало известно сотрудникам физико–технического института. С тех пор за Иоффе закрепилось прозвище «папа», которое он смиренно терпел всю жизнь.

В своих воспоминаниях академик Иван Васильевич Обреимов рисует Иоффе как жизнерадостного, аккуратно и со вкусом одетого, всегда тщательно выбритого, интересного и остроумного собеседника, мастера на краткие ответы. Интеллигентность Иоффе проявлялась буквально во всем. Например, он очень любил и понимал музыку, хорошо знал классическую и современную литературу.

И. В. Обреимов вспоминал о трудных временах 1919—1920 годов: «Мы ходили по осенней слякоти без галош, с мокрыми ногами, жили в холодных квартирах, продукты получали по карточкам — иными словами, голодали. И на этом фоне у наших руководителей (в частности, у А. Ф. Иоффе) была непоколебимая уверенность в успехе революции, прочности Советской власти и в том, что со временем культура будет расти».

А. Ф. Иоффе удалось организовать для советских физиков заграничную командировку в Германию и Англию с целью закупки необходимых физических и электротехнических приборов и лабораторного оборудования, а также научной литературы. По рекомендации Иоффе в командировку должен был вместе с ним поехать и Капица. За границу отправлялись также кораблестроитель и механик А. Н. Крылов и оптик Д. С. Рождественский. Нарком просвещения А. В. Луначарский считал, что в распоряжении выезжающих за границу ученых должна быть значительная сумма в валюте. Луначарский рассказал о предстоящей командировке В. И. Ленину и получил полную поддержку. Ленин позвонил заместителю народного комиссара внешней торговли и распорядился выделить для группы Иоффе крупное ассигнование в иностранной валюте.

Получив заграничный паспорт, Иоффе 12 февраля 1921 года выехал в Эстонию, откуда должен был продолжить путь в Германию и Англию. Оформление ассигнований задерживалось на неопределенный срок. Неизвестно было также, когда Иоффе удастся выехать из Эстонии в Германию. Из–за трудностей получения германской визы пришлось сидеть в Ревеле (Таллине) в таком же томительном ожидании, какое впоследствии пережил и Капица.

В Берлине Иоффе начал хлопотать о визе для Капицы, о чем он сообщил в письме от 12 апреля 1921 года, заметив, что другие члены группы командированных уже присоединились к нему.

В апреле Капица получил заграничный паспорт и выехал в Ревель. Он уезжал в подавленном состоянии: незадолго до этого он пережил огромное горе–похоронил жену и двух маленьких сыновей.

В мае 1921 года Капица приехал в Англию, а в начале июня уже встречал Иоффе, прибывающего на пароходе из Гамбурга в Лондон.

Дальнейшие письма Иоффе в Петроград свидетельствовали о его оживленной деятельности, в том числе связанной с устройством Капицы в лабораторию Резерфорда.

Капица попал в лабораторию Резерфорда. Ровно через 50 лет Петр Леонидович скажет о Резерфорде: «Я много обязан ему и его доброму отношению ко мне».

Через год после поступления в Кавендишскую лабораторию, в июле 1922 года, Петр Леонидович писал матери:

«Я попробую в общих чертах осветить тебе мое положение. Представь себе молодого человека, приезжающего во всемирно известную лабораторию, находящуюся при университете, самом аристократическом, консервативном в Англии, где обучаются королевские дети. И вот в этот университет принимается этот молодой человек, никому не известный, плохо говорящий по–английски и имеющий советский паспорт. Почему его приняли? Я до сих пор этого не знаю. Я как–то спросил об этом Резерфорда. Он расхохотался и сказал: «Я сам был удивлен, когда согласился вас принять, но, во всяком случае, я очень рад, что сделал это…»

ДНИ БЛАГОСЛОВЕННЫ

В тот год, когда Капица поступил в Кавендишскую лабораторию, Резерфорд уже был признанным главой обширной международной научной школы. Деятельность его как наставника молодых ученых достигла наибольшего расцвета именно в Кавендишской лаборатории, где в двадцатые годы работали такие выдающиеся физики, как Джеймс Чедвик, Джон Кокрофт, Эрнст Уолтон, Чарльз Вильсон, Патрик Блеккет.

Впоследствии Капица неоднократно отмечал поразительные свойства Резерфорда, позволившие ему создать замечательную школу физиков. Петр Леонидович рассказывал: «К людям он относился исключительно заботливо, особенно к своим ученикам. Приехав работать к нему в лабораторию, я сразу был поражен этой заботливостью. Резерфорд не позволял работать дольше шести часов вечера в лаборатории, а по выходным дням не позволял работать совсем. Я протестовал, но он сказал: «Совершенно достаточно работать до шести часов вечера, остальное время вам надо думать. Плохи люди, которые слишком много работают и слишком мало думают».

Проявляя большую заботу о своих учениках, с исключительным тактом и умением воспитывая в них интерес к научным исследованиям, Резерфорд придерживался твердых принципов во взглядах на развитие молодого ученого. Этих принципов много. Один из них заключался в том, чтобы прививать молодому человеку способность к самостоятельному мышлению. Капица писал: «Он многим готов был пожертвовать, чтобы только воспитать в человеке независимость и оригинальность мыслей. Когда ученик начинал проявлять успехи, оригинальность мышления, он окружал его всевозможными заботами и всячески поощрял его работу. Он заботился о том, чтобы, если у человека есть свое, это было бы отмечено. Сам он это всегда отмечал на своих лекциях. Если кто–нибудь при опубликовании своей работы забывал оговорить, что данная идея, собственно, не его, Резерфорд моментально это отмечал. Он всячески следил, чтобы была полная справедливость, чтобы был соблюден точный приоритет».