Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне - [88]

На зависть всем и даже соловью.

Средь этих нив я лягу и умру,

Чтобы еще звончей, еще чудесней

Летела песня утром на ветру.

Январь — март 1942?^{394}

395. «Я снова пьян и юностью богат…»

Н. Тихонову

Я снова пьян и юностью богат.

Не оторвать мне губ от пенной «Браги».

Я пью огонь, живой огонь отваги.

И пробую клинок. Я — вновь солдат.

Как широка, как беспредельна даль

Моих лесов и рек голубопенных!

Любовь к родному дому неизменна,

И что пред ней немецких дотов сталь!

Не устоит! Под грохот канонад

Пускай враги беснуются во мраке.

Я выпил настоящей русской браги.

Я пьян отвагой, родины солдат.

Конец 1942 — начало 1943?^{395}

396–398. Во имя любви

Нине Емельяновой

1. «Мне кажется, жизни нет места…»

Мне кажется, жизни нет места

На поле, изрытом войной.

Туманов белесое тесто

Плывет над промерзшей Невой.

Снегов помутневшая россыпь

На скованном льдом берегу.

Окопы. Воронки. Заносы.

Багрянец крови на снегу.

Вверху — грохотание «Илов»,

А прямо — траншеи зигзаг.

Сдержать свое сердце не в силах,

К тебе тороплю я свой шаг.

Молчать не могу, не умею, —

Прочь с губ моих, тяжкий замок!..

Траншея — в траншею. Траншея —

В блиндаж. В блиндаже — огонек.

2. «В ночах неуютно-бездонных…»

В ночах неуютно-бездонных,

Пусть скажут мне очи твои,

Что, сталью терзая влюбленных,

Враги не убили любви.

Что в мире смертельной тревоги,

На трудном, на грозном пути,

Где лица приподнято-строги

И слово «люблю», как «прости», —

Пускай, как веселое солнце

Над этой ненастною мглой,

Сверкнув, в тишине пронесется

Твой трепетный голос живой:

«Победа! Люблю! И — победа!..»

И вновь я поверю в мечту,

Что, тропы к победе разведав,

Я встречу твою красоту.

Что, жизнью своею рискуя,

Тебя, дорогой человек,

Назвать, возвратившись, смогу я

Возлюбленною навек…

3. «…И падали люди, как камни…»

…И падали люди, как камни,

Вблизи, у тебя на виду.

И огненными лепестками

Их кровь расцветала на льду.

Смотрела ты долго… Блестели,

В глазах отражаясь твоих,

Багровые кудри метели,

Куда я ушел за двоих.

Наверное, в это мгновенье

Молила с надеждою ты:

«О, дай им пройти сквозь сраженье,

Пройти эту четверть версты…»

И не было песни чудесней, —

Ах, песня, ты слышишься мне, —

В огне не горящая песня

Любви, что проснулась в огне.

И шел я, и силы кипенье

Гудело и пело в крови.

Так шел я, не прячась, в сраженье,

В сраженье во имя любви.

Конец 1942 — начало 1943?^{396}

399. Снайпер

Он такой же, как все,

Только глаз быстрей.

Видит так же, как все,

Только видит ясней.

Среди многих теней

Придорожных берез

Выделяет одну

В человеческий рост.

Среди многих одну

Выделяет он.

И винтовка к плечу.

И курок взведен.

И над мушкою дым —

Соболиный хвост.

Грузно падает тень

В человеческий рост.

<1943>^{399}

400. «Над лесом взмыла красная ракета…»

Полковнику Подлуцкому

Над лесом взмыла красная ракета.

И дрогнуло седое море мглы.

Приблизили багровый час рассвета

Орудий вороненые стволы.

От грохота раскалывались тучи,

То опускаясь, то вздымая вверх,

Через Неву летел огонь гремучий —

И за Невою черной смертью мерк.

И так всю ночь, не ведая покоя,

Мы не гасили грозного огня.

И так всю ночь за русскою Невою

Земля горела, плавилась броня.

И так всю ночь гремели батареи.

Ломая доты за рекой во рву, —

Чтоб без потерь, стремительней, дружнее

Пехота перешла через Неву.

Чтобы скорее в схватке рукопашной

Очистить дорогие берега,

Чтоб, растопив навеки день вчерашний,

Встал новый день над трупами врага.

<1943>^{400}

401. Болото

Мрак лесной. Тишина. Ни души.

Погружаются в ночь блиндажи.

От болотины смертью несет.

За болотиной — ров, дзот.

За болотиной — сучьев треск.

Автомата немецкого блеск.

На болоте блуждает светляк.

Луч луны закачался в ветвях.

Мрак лесной. Тишина. Блиндажи.

Ночи майские как хороши!

Пара глаз устремилась в лесок.

Мушка в прорези — на висок.

Палец плавно давит крючок.

На болоте погас светлячок.

Над болотом метнулась тень.

Мертвый немец свалился на пень.

<1943>^{401}

402. Месть

Мы стали молчаливы и суровы.

Но это не поставят нам в вину.

Без слова мы уходим на войну

И умираем на войне без слова.

Всю нашего молчанья глубину,

Всю глубину характера крутого

Поймут как скорбь по жизни светлой, новой,

Как боль за дорогую нам страну.

Поймут как вздох о дорогом рассвете,

Как ненависть при виде вражьих стад…

Поймут — и молчаливость нам простят.

Простят, услышав, как за нас ответят

Орудия, винтовки, сталь и медь,

Сурово выговаривая слово: «Месть!»

<1943>^{402}

403. «Бушует поле боевой тревогой…»

Бушует поле боевой тревогой.

И вновь летит сегодня, как вчера,

Солдатское крылатое «ура!»

Своей воздушной, дымною дорогой.

И вновь солдат окопы покидает,

И через грязь весеннюю — вперед.

В постылом свисте стали, в шуме вод

Ни сна, ни часа отдыха не зная.

Глаза опалены огнем и дымом,

И некогда поднять усталых глаз,

Чтобы за два весны боев хоть раз

Всласть насладиться всем до слез любимым.

Увидеть, как среди пустых воронок,

На уцелевшем пятачке земли,

Две стройные березки расцвели,

Как жизнь среди полей испепеленных.

Да. Это жизнь. Она к смертям привыкла.

Но всюду видно жизни торжество.

Она шумит зеленою листвой,

Как вечное вино, как сердца выкрик.

Она глядит и слушает с тревогой,

Как режет мрак крылатое «ура!»,

Как целый день сегодня, как вчера,

Мы падаем, а нас всё так же много.

<1943>^{403}

404. Брусника

Я шел в разведку. Времени спокойней,