Советские каторжанки - [7]
В камере спросили, не видала ли я мыла в умывальнике. Сказала, что нет, не видела. Не поверили. Перерыли без меня мои вещи. Мыло потом все равно нашли и все равно подумали на меня, но я упорно молчала. Только слышала несколько раз за спиной сердитое «московка».
Я не стыдилась своего поступка. Обмануть людей, которые без всякой причины так злобно настроены против меня, не представлялось мне безнравственным. Да и казались мне они богатыми, жадными и злыми кулацкими дочками, которые ненавидят меня за бедность. Поэтому я не находила нужным оправдываться. Пусть думают, что хотят.
И снова этап. Товарные вагоны, по бокам — сплошные нары в два яруса. Параша в виде деревянной трубы встроена сбоку между дверью и боковиной — эта дверь не открывается. Черные стены, черный от грязи пол. Окна-люки закрыты и забиты снаружи досками. Вагон набит людьми до отказа.
Я успела залезть наверх и занять место на нарах у стенки. Там можно подглядывать в щель люка. Правда, почти ничего не видно, зато проходит струйка свежего воздуха.
Русских никого не было. Ехали в основном девушки из западно-украинских сел — крепкие, румяные, шумливые. Было несколько полек. Они держались особняком и выделялись городской сдержанностью и вежливостью.
Состав шел на Север. Это не было военной тайной, солдаты сказали, что везут к Белому морю, в город Молотовск. А куда дальше — их не касается, не знают. Сдадут на пересылку.
На длинной стоянке устроили проверку. С грохотом открылась дверь, вошло трое военных — лейтенант и солдаты. Велели всем перейти на одну сторону вагона. С трудом, но перешли, стали, тесно прижавшись друг к другу. Лейтенант был навеселе, ему хотелось позабавиться. Пересчитывая девчат, он хлопал их по заду. Те ойкали и старались проскользнуть в середину вагона бегом, но лейтенант все-таки успевал шлепнуть и по-жеребячьи ржал от удовольствия. Ему вторили солдаты.
Я возмутилась:
— Вы чего людей бьете? Разве так можно? Перестаньте издеваться над девушками!
Лейтенант разинул рот от удивления, потом закрыл его, налился кровью и рявкнул:
— Ты, а ну заткнись! Защитница нашлась! Вот мы тебя сейчас научим свободу любить, кузькина мать!.. Увести ее!
Солдаты подхватили меня под руки и выволокли из вагона. Потом засунули в другой, пустой, без нар. Надели наручники, закрыли тяжелую дверь — и я осталась одна.
Потом в вагон влез лейтенант. Он довольно ухмылялся, что-то говорил, но я молча отвернулась к стене. В вагоне было чисто и можно было сесть на пол. Лейтенант ушел.
Состав тронулся. Под стук колес, в одиночестве, волнение улеглось. Появилось и утвердилось сознание, своей беспомощности, такое, как в немецком штрафлагере, где меня били. Часа через два, на очередной стоянке, дверь открылась, солдат снял наручники и отвел меня обратно.
Девчата бросились ко мне с вопросами:
— Не били? Как там?
Я рассказала.
В Молотовском порту огромная колонна очень медленно двинулась к причалу. На борт теплохода «Диксон» шли по трапу понурые люди в серой одежде. На фоне закатного неба черные силуэты заключенных брели один за другим по палубе, оглядывались на берег и на заходящее солнце — и исчезали в недрах судна. Я стояла в хвосте, вокруг беспорядочно громоздились высокие контейнеры, маня сумрачными лабиринтами. А если сбежать? — пришло в голову. Ведь не заметят!
Конвоя не было видно. Я было сделала шаг в сторону — но остановила мысль: нет, не надо. Меня ждет новая, незнакомая жизнь на Крайнем Севере. Интересно ведь, как там; никогда не была на Севере, надо побывать. И какая она, эта каторга? Такая, как у декабристов? А бежать — бежать я еще успею...
Я совершенно не представляла, что ждет меня на далекой северной земле. Не знала, что это будет самое настоящее рабство на очень долгие годы. Тогда казалось, что безвыходных положений не бывает. Ведь удавалось же бежать из немецких лагерей — неужели здесь не сумею побороться за свою свободу?!
И я осторожно поднялась на палубу по деревянному шаткому трапу, под которым хлюпала замусоренная черная вода.
Над горизонтом виднелся только оранжевый краешек солнца. Я даже не оглянулась на сумеречный порт и спустилась в трюм.
Под высокими двухъярусными нарами на грязном дощатом полу расположились пожилые женщины. Я нашла себе место поближе к входу, на верхних нарах. Здесь было немного свободней. С потолка свешивалось несколько тусклых лампочек, но в трюме с черными стенами все равно было темно и мрачно. Пропитанный запахами карболки и немытых человеческих тел воздух казался густым и липким. Запах был устоявшимся, трущобным, от него слегка поташнивало, но (к чему только ни привыкает человек, дышать-то все равно надо) постепенно придышались и разместились все, кто попал в трюм.
Из-за переборки доносились веселые голоса — там были мужчины.
Утром стало слышно, как о металлические стенки судна снаружи шлепает вода — значит, вышли в открытое море. Вот и началось путешествие по Ледовитому океану, с горечью подумала я.
На палубе, у левого борта, устроили уборную, и первые два дня туда пускали. Все дорожили глотком свежего воздуха, и у трапа выстроилась очередь, чтобы хоть на несколько минут подняться наверх. Свинцово-серые волны, рассекаемые теплоходом, закручивались барашками, дул пронизывающий ветер.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.