Советская Россия (СССР) и Польша. Русские антисоветские формирования в Польше (1919–1925 гг.) - [14]
Тем не менее Пилсудский пошел на контакт с Б. Савинковым и Чайковским, хотя и не связывал с ними особых надежд[145]. В польской историографии утвердилось мнение, что для Пилсудского в этот момент был важен сам факт сотрудничества с русской эмиграцией, как потенциальной военной силой будущего российского демократического государства[146]. К числу сторонников Пилсудского в этом вопросе принадлежали начальник второго отдела штаба военного министерства Б. Медзинский, М. Сокольницкий, А. Струг, Б. Венява-Длугошевский, Т. Шетцель, сменивший впоследствии Медзинского на его посту.
Почву для приезда Савинкова в Польшу в начале 1920 г. готовил К. М. Вендзягольский[147], который инициировал письменное приглашение от Пилсудского. Делегация Колчака на Парижской мирной конференции направила Савинкова и Чайковского в Варшаву, куда они и супруги А. А. и Л. Е. Дикгоф-Деренталь прибыли 16 января. До конца своего пребывания в Варшаве (20 января) они нанесли ряд визитов, в том числе начальнику государства Пилсудскому.
Важнейшим вопросом, который обсуждался на этой встрече в резиденции маршала в Бельведере, был вопрос о будущем устройстве Восточной Европы. Пилсудский озвучил основную идею своей внешнеполитической концепции, позже получившей наименование «прометеизма»[148]. В «широкий» план Пилсудского входило использование «русских антибольшевистских сил» в рамках союза пограничных государств (образовавшихся на границе с Россией) и Финляндией – «своего рода Лиги Наций для борьбы с большевизмом». Однако Пилсудский из этого разговора с Б. Савинковым и Чайковским понял, что лидеры русской эмиграции «никогда не согласятся на полную независимость пограничных с Россией государств и пойдут только на предоставление им автономии»[149].
На встрече было достигнуто взаимопонимание по вопросу о возможности создания в Польше русских военных отрядов. Было решено на средства польского военного министерства создать политический отдел – координирующий центр по их формированию. Политический отдел должен был находиться в тесном контакте с польским правительством, правительствами союзных Польше государств, с военными и дипломатическими представительствами Англии и Франции. Печатным и пропагандистским органом РПК становилась газета «Свобода»[150].
Информация о решении собрать антисоветские группы и добровольцев на польской территории достигла советской столицы окольным путем – через Германию. «Из Берлина сообщают, – докладывал М. М. Литвинов[151] наркому Чичерину, – что Польша объявила всеобщую мобилизацию и что ожидается Фош. Сазонов[152], Б. Савинков и Чайковский перекочевали в Варшаву, где они организуют русскую армию». Литвинов констатировал также, что белыми агитаторами «продолжаются попытки тайной вербовки среди пленных в Германии»[153].
27 февраля Пилсудский вновь отправил Вендзягольского в Париж с письмом к Савинкову. Вендзягольский должен был сообщить о готовности Пилсудского заключить и с «русской национальной армией» соглашение при условии согласия ее командования (в лице А. И. Деникина. – Т. С.) на созыв Учредительного собрания, избранного путем всеобщего голосования и на тех же территориальных и политических условиях, какие начальник государства выставил советскому правительству.
В Париже Вендзягольский встретился с лидерами русской эмиграции (Г. Е. Львовым, В. А. Маклаковым) и Б. Савинковым и сообщил им о готовящемся тактическом маневре польского правительства: предложить советскому правительству мир на условиях, которые заведомо не будут им приняты[154]. Во время переговоров Пилсудский потребовал бы признать «восточные границы Польши 1772 г.» и независимость новых государств, образовавшихся в пределах бывшей Российской империи (не только Украины, Литвы, Эстонии, но и казачьих областей – Дона, Кубани, Терека)[155].
Ощущение себя освободителем угнетенных русским царизмом народов переполняло Пилсудского. «Мы на штыках несем этим несчастным странам безоговорочную свободу», – заявил начальник государства журналисту одной парижской газеты в эти февральские дни 1920 г.[156]
18 марта 1920 г. польский посланник в Париже М. Замойский сообщал в Варшаву о «коренных изменениях» «французских планов в отношении Советской России». «Печальный опыт» белых армий привел французское руководство к выводу о наличии «явно национального характера большевистской системы», наличия «определенного национального самосознания» в Советской России, а также ее «сплочения и усиления». Если вооруженная борьба с ней, как извне, так и изнутри, в такой ситуации бесцельна, то – полагало французское руководство – война с большевиками утратила признанный за нею «характер защиты Европы от большевизма (теория колючей проволоки) и свелась исключительно к разрешению польско-большевистских споров»
