Советская Россия, Аравия и Персидский залив. Документированные страницы истории - [61]

В октябре 1922 г. его перевели на работу в Москву – на должность председателя правления Центрального издательства народов Востока (Центроиздат) при ЦИК СССР. Параллельно с этим утвердили заместителем ректора Института народов Востока и включили в резерв Наркомата по иностанным делам (2). В НКИД не могли не обратить внимания на аналитические статьи Н. Тюрякулова, публиковавшиеся во многих научно-популярных и общественно-политических изданиях.

Будучи назначенным главой советского диппредставитель-ства в Джидде постановлением Президиума ЦИК СССР от 15 декабря 1927 г., Н. Тюрякулов отбыл с супругой к новому месту работы 26 июля 1928 г., теплоходом «Ленин» из Одессы в Стамбул и оттуда в Неаполь. Пересел там на пароход «Франческо Криспи» и 29 сентября прибыл в Джидду. И уже 3 октября в Мекке вручил верительные грамоты принцу Файсалу, сыну короля Ибн Са’уда, его наместнику в Хиджазе, который, к слову, лично встречал его по прибытии в Джидду (3).

В речи при вручении верительных грамот, Н. Тюрякулов заявил: «Идя по стопам своего предшественника, я буду всемерно стремиться к развитию тех дружественных отношений, которые так счастливо установились между нашими странами… Я надеюсь пользоваться тем же доверием, каким пользовался мой предшественник» (4).

Широко образованный и прекрасно говоривший на арабском языке, новый советский дипломатический представитель, к тому же мусульманин, сразу же сделался объектом живого интереса к нему и со стороны королевского двора, и дипломатического корпуса, и лиц из ближайшего окружения Ибн Са’уда, особенно его советника Гарри Сент-Джона Бриджера Филби (1885–1960).

Королевство Ибн Са’уда, докладывал в Москву Н. Тюрякулов (в аналитической записке от февраля 1929 г.), каким он его увидел, являло собой «государство-конгломерат», объединявшее «две разнородные, с различными центрами экономического тяготения, слабо скрепленные между собой области – Геджас (Красное море) и Неджд (Персидский залив)» (5). Государство это, он характеризовал «политическим блоком племен с ваххабитским оседлым ядром», представлявшим собой «основную опору» Ибн Са’уда (6).

В инструкциях Л.Карахана (май 1929 г.) насчет неотложных задач деятельности советской дипмиссии в Хиджазе указывалось на необходимость сосредоточить все внимание на заключении договора с правительством Ибн Са’уда. «Нам не следует занимать позицию оттягивания переговоров о заключении политического и торгового договора, – писал Л. Карахан. – .Нашей задачей является завоевать то право торговли, которого мы лишены в данный момент» (7). «В переговорах необходимо исходить из того положения, – отмечал Л. Карахан, – что между нами и Ибн Саудом уже имеются официальные дипломатические отношени, и что в Геджасе [Хиджазе] есть наше официальное представительство». Основной вопрос, который необходимо урегулировать, – это вопрос об отсутствии нашей торговли в Хиджазе. Не менее важным для Москвы, как подчеркивал Л. Карахан, являлся также вопрос о получении согласия саудовской стороны на открытие в Хиджазе советского торгпредства (8).

В соответствии с инструкцией Л. Карахана в письме на имя эмира Файсала, наместника короля в Хиджазе, Н. Тюрякулов обстоятельно информировал его о деятельности ««Ближвостгосторга» («Государственного торгового общества для торговли со странами Ближнего Востока»). Сообщал, что ведет оно торговые операции и в Хиджазе – на основе комиссионных соглашений с некоторыми из местных купцов. Обращался к наместнику с настоятельной просьбой предоставить этому обществу право и на свободную деятельность в Хиджазе, а также на присутствие там, на постоянной основе, официального представителя общества. Необходимые для регистрации бумаги обещал подготовить в двухмесячный срок (9). Обсуждал вопрос о возобновлении торговли и с Ибн Сау’дом. Но сдвинуть это дело с мертвой точки, как ни старался, долго не мог.

В отчете в НКИД Н. Тюрякулов акцентировал внимание на том, что из бесед с королем он вынес впечатление, что боязнь вызвать недовольство англичан все еще имела место быть, и весьма сказывалась на принятии им решений, касавшихся тех или иных сфер взаимоотношений с Москвой, в том числе в области торговли (10). Одним из условий рассмотрения вопроса о подписании договора о дружбе и торговле с Москвой лица из ближаешего окружения Ибн Са’уда называли, по словам Н. Тюрякулова, разрешение советскими властями совершать паломничество в Мекку мусульманам из СССР.

Благополучие Хиджаза, говорится в экономическом обозрении Аравии за 1929 г., подготовленном сотрудниками «Востгосторга», напрямую зависело от успеха хаджжа. В 1929 г. число паломников, прибывших морем, сократилось, по сравнению с 1928 г., примерно на 35 % (до 75 тыс. чел.). Упали и поступления в казну от паломничества, сотавлявшие прежде 4,5–5 млн. фунтов стерлингов (11).

Заслуживающие внимания сведения о причинах приостановки советско-хиджазских торговых отношений содержатся в служебной записке К. Хакимова (от 27.02.1930), в то время уже представителя «Ближвостгосторга» в Йемене, направленной им на имя председателя правления «Ближвостгосторга». Для большинства сран Аравии они актуальны и по сей день. Причины бойкота наших товаров в Хиджазе в 1927 г., докладывал он, и введение запрета на торговлю в 1928 г. следующие. Во-первых, «нам не удалось заинтересовать в развитии нашей торговли отдельных представителей хиджазского правительства… путем их привлечения к участию в прибылях, чтобы развитие нашей торговли увеличивало бы и их доход». Таких людей в Хиджазе немного. Среди них ‘Абдалла ибн Сулайман, Фуад Хамза и ‘Абдалла Фадл.