Советская разведка в Китае, 20-е годы XX века - [101]

В этот критический момент была предпринята попытка открытой империалистической интервенции. В территориальных водах Китая было сконцентрировано более 170 военных кораблей Англии, США, Японии, Франции и других стран, на китайской территории высаживались все новые и новые контингенты иностранных сухопутных войск. В это время Чан Кайши активизирует связи с правыми гоминьдановцами и с консулами империалистических стран. В ночь на 12 апреля войска империалистов в Шанхае арестовали более 1000 коммунистов и революционных рабочих, передав их в штаб Чан Кайши.[873] В 4 часа утра 12 апреля наемные банды гангстеров, финансируемые и вооруженные чанкайшистами на деньги шанхайских капиталистов, повязавшие в качестве отличительного знака нарукавную повязку с иероглифом «гун» (труд) и одетые в синюю форму, провоцируют вооруженные столкновения с рабочими пикетами, неожиданно напав на 20 с лишним пунктов в Чжабэе, Пудуне, Наньши и Западном Шанхае при поддержке армии и полиции. Им удалось за несколько часов разоружить все дружины и захватить нескольких рабочих руководителей, в частности, председателя Совета профсоюзов Ван Шоухуа.[874] Массовые митинги протеста в городе были разогнаны пулеметами и подавлены вооруженной силой, рабочие пикеты разоружены, около 300 пикетчиков были убиты и ранено. Число убитых и раненых резко возросло, рабочие организации разогнаны, коммунисты вынуждены были срочно уйти в глубокое подполье. М. Бородин и другие советские советники скрылись в доме мрусского коммерсанта В. Е. Уланова во Французской концессии.[875]

Одновременно контрреволюционные перевороты были совершены реакционной военщиной в столицах провинций Гуандун, Фуцзянь, Гуанси, Чжэцзян и Аньхуй. Она демонстрировала, кто является подлинным хозяином в этих районах. Эти события обычно в нашей литературе назывались «контрреволюционным переворотом».

18 апреля 1927 г. в Нанкине Чан Кайши провозгласил образование своего, в отличие от Уханьского, «Национального правительства», что означало оформление раскола гоминьдановского режима.

Все эти события не на шутку встревожили руководство в Москве. 12 мая 1927 г. собирается особое заседание Политбюро ЦК ВКП(б), где заслушивается вопрос о Китае, по которому докладывали Ворошилов и Карахан. Были приняты специальные пункты постановления следующего содержания: «г) Поручить комиссии в составе тт. Косиора, Ягоды, Литвинова и Берзина пересмотреть все инструкции НКИД, ИККИ, РВСР и ОГПУ по вопросу о порядке хранения архивов, рассылки и хранения шифровок и др. конспиративных материалов, посылаемых за границу, в направлении максимального обеспечения в конспирации. Срок работы комиссии — двухнедельный. Созыв за т. Косиором. д) Обязать тт. Литвинова и Карахана в двухнедельный срок представить в Политбюро проект постановления в связи с процессом арестованных советских работников в Пекине. ж) Считать необходимым посылку специального человека в Китай с целью обеспечить уничтожение всех, сколько-нибудь компрометирующих, документов и предотвратить возможность провала остальных. Обязать ОГПУ выделить для этой цели ответственного работника, согласовав его кандидатуру с НКИД и Секретариатом ЦК. з) Поручить ОГПУ и НКИД отправить с указанным работником в Китай специальные инструкции всем товарищам, работающим в Китае, на основе настоящего решения Политбюро, к) Послать по линии ОГПУ шифротелеграмму о принятии срочных мер по соблюдению конспирации в работе и уничтожении компрометирующих документов».[876]

То, что такие директивы вскоре были посланы, подтверждает в своих мемуарах советский разведчик 20-х годов в Персии, Турции и Афганистане А. Агабеков.

«В середине 1927 года, после обысков, произведенных китайской полицией в советских консульствах в Шанхае и Кантоне, — вспоминал он, — пришла циркулярная телеграмма для полпредства, торгпредства, Разведупра и ОГПУ с предписанием просмотреть архивы этих учреждений и уничтожить документы, которые могли бы компрометировать работу советской власти за границей. Полпредство и торгпредство немедленно приступили к разбору архивов. Отобрали колоссальные кипы бумаг, подлежащих сожжению. Целую неделю эти бумаги жгли во дворе полпредства. Пламя поднималось так высоко, что городское управление, думая, уж не пожар ли в советском полпредстве, хотело прислать пожарных.

Мы получили более строгое распоряжение. Москва предписывала уничтожить вообще весь архив и впредь сохранять переписку только за последний месяц, но и ее предлагалось хранить в таком виде и в таких условиях, чтобы в случае налета на посольство можно было немедленно уничтожить весь компрометирующий материал. По этой спешке можно было заключить, насколько велика была паника в Москве».[877]

Когда после вторжения китайской полиции в советские дипломатические учреждения в Китае встала опасность аналогичных вторжений в других странах и перед Наркоминделом вырисовывалась опасность закрытия некоторых советских посольств, Литвинов потребовал, как вспоминал советский дипломат Г. Беседовский, в категорической форме от Политбюро немедленного запрещения дальнейшей работы агентур Коминтерна при посольствах и добился такого запрещения. «Когда некоторые члены Политбюро указывали ему, что контакт в работе посольств с коммунистическими партиями совершенно неизбежен, ибо он вытекает из основной установки на мировую революцию, — писал Г. Беседовский, — Литвинов ответил, что ему поручено не руководство мировой революцией, а руководство Наркоминделом, и он хочет спасти от окончательного разгрома органы Наркоминдела за границей. Если его перебросят на работу в Коминтерн, он будет, конечно, заботиться об интересах мировой революции, а пока он в Наркоминделе, он должен заботиться о советских посольствах».