Советская эпоха в мемуарах, дневниках, снах. Опыт чтения - [100]
В самом начале книги она признает, что история ее семьи плохо ложится под меланхолический взгляд и «неинтересна» для историка: «В общем, у всех родственники были фигурантами истории – а мои квартирантами, что ли. Никто из них не воевал, не был репрессирован <…> не оказался под немцами, не попал ни в одну из больших боен столетия»404.
Прошлое (заключает Ямпольский) изолируется в книге и от истории, и от травмы или меланхолии. Что же остается? Ямпольский поясняет, что Степанова использует понятие «постпамять», введенное в обиход в академическом исследовании Марианны Хирш «Поколение постпамяти». «Постпамять» – это иллюзорная память второго поколения, не пережившего катастроф, ищущего принципиально недоступного им прошлого, одушевляя его слезы «сообразно собственному опыту и разумению» (фраза Степановой). Для Ямпольского это означает и отказ от «историзма»: «Речь идет не о событии прошлого, но о воспроизведении аффекта, лишенного всякого историзма»405.
Отклик Ямпольского, занятого критикой современной культуры (включая и роль аффекта), не сводится к оценке книги Степановой, но в книге, как и другие критики, он видит парадокс: «соблазненность постпамятью и активное ее неприятие, фрустрация…»406 Диагноз Ямпольского относится к сегодняшнему культурному сознанию – к новым отношениям с прошлым, зеркалом которого является «Памяти памяти» и энтузиазм, вызванный этой книгой; его диагноз – «фрустрация». Историк культуры говорит об отказе нынешних поколений от исторического сознания, и говорит с другим аффектом, нежели критики (с чувством тревоги о происходящих в российском обществе процессах), – но он рассуждает в тех же категориях.
В 2020 году публичное обсуждение книги состоялось в жюри литературной премии «НОС», собравшемся в Нью-Йорке в десятилетнюю годовщину этой влиятельной институции современной культуры. «Памяти памяти» Марии Степановой была, наряду с «Метелью» Владимира Сорокина, одним из двух финалистов премии «Супер-НОС», призванной отметить книгу, которая ярче всего выразила смысл целого десятилетия: 2010‐х годов.
Один за другим судьи рассуждали о новом отношении к теме памяти и идее исторического смысла жизни отдельного человека. «„Памяти памяти“ создала стиль для того, чтобы выразить новые отношения с памятью и забвением, сложившиеся в 2010‐е годы» (Полина Барскова). «[К]нига Степановой возвращает исторический смысл жизням тех, кому не нашлось места в традиционных исторических нарративах…» (Анна Наринская). «…[З]десь все происходит глубже и интимнее» (Лара Вапняр). А для Сергея Ушакина (который выдвинул другого кандидата на премию) эта книга интересна «как перевод и проводник тех идей, которые уже давно циркулируют в западном академическом дискурсе», прежде всего идеи «постпамяти», а финал книги обнажает «тупик memory studies».
Итоги подвел организатор события Марк Липовецкий: «Супер-НОС» «подчеркнул то, что все и так знали: главным содержанием российских 2010‐х стали отношения с историей». В этом контексте основное значение «Памяти памяти» состоит в том, что в текущей политической борьбе вокруг советского прошлого она противостоит государственному проекту мобилизации истории для общего дела.
Книга Степановой, не скрывая своей работы с дискурсами постпамяти, переводит академический дискурс в психологический и общекультурный – а это больше, чем просто перевод. Еще важнее то, как звучит эта книга на фоне текущих войн памяти. На наших глазах память вновь обрастает запретами и амбициями, становясь главным критерием государственного величия и, соответственно, политической лояльности. Степанова же, наоборот, освобождает память от тоталитарных амбиций, возвращая ей личное измерение, сближая с творчеством и разлучая с претензией на окончательность исторической правды. В противовес растущему на глазах монолиту «государственной истории», ее книга отстаивает права и возможности личной истории, в равной мере опирающейся на память, вымысел и забвение – и позволяющей каждому выстроить свой исторический нарратив. Чтобы можно было жить в нем – в своей истории, отличной от все более отчужденной истории «для всех»…
И для Липовецкого важно, что «Памяти памяти» включает в себя отслеживание собственной работы и исследование культуры памяти (ее «иллюзорности»): книгу Степановой отличает «невиданный прежде уровень рефлексивности», которая «выступает здесь примером исторической честности». Однако еще важнее пафос политического смысла памяти, включая и семейно-мемуарную память.
Липовецкий ностальгически вспоминает здесь о перестройке: «Все помнят, как отношения с историей диктовали политику и культуру в перестройку». (Заметим, что, по мнению Липовецкого, именно интимные «отношения» человека с прошлым диктовали политику, а не наоборот.) «Но где перестройка и где 2010‐е, обрамленные жестоким подавлением демократических протестов?» И тот и другой момент кажется «исторической развилкой <…>, после которой история станет необратимой не на годы, а на десятилетия». Выступив со своей книгой на такой развилке,
Степанова превращает историю в лирику – персональную, приватизированную и вызывающе отдельную от государственных нарративов. «Памяти памяти» рассказывает о том, как можно жить в теплой, почти домашней истории, не забывая при этом ни о ее травмах, ни об иллюзорности памяти и документа. Это глубоко постмодернистская книга, поскольку в ней человек берет на себя ответственность за то, что было изувечено великими нарративами великой эпохи, и строит из обломков новую историю.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге исследуются нехудожественные произведения Льва Толстого: дневники, переписка, «Исповедь», автобиографические фрагменты и трактат «Так что же нам делать?». Это анализ того, как в течение всей жизни Толстой пытался описать и определить свое «я», создав повествование, адекватное по структуре самому процессу бытия, — не литературу, а своего рода книгу жизни. Для Толстого это был проект, исполненный философского, морального и религиозного смысла. Ирина Паперно — филолог, литературовед, историк, профессор кафедры славистики Калифорнийского университета в Беркли.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
Джамбул — имя казахского певца-импровизатора (акына), ставшее одним из наиболее знаковых имен советской культуры конца 1930-х — начала 1950-х годов. При жизни Джамбула его сравнивали с Гомером и Руставели, Пушкиным и Шевченко, учили в школе и изучали в институтах, ему посвящали стихи и восторженные панегирики, вручались правительственные награды и ставились памятники. Между тем сам Джамбул, певший по-казахски и едва понимавший по-русски, даже если бы хотел, едва ли мог оценить те переводные — русскоязычные — тексты, которые публиковались под его именем и обеспечивали его всесоюзную славу.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.