Советская дипломатия на четырехсторонних переговорах по Западному Берлину (26 марта 1970 г. — 3 сентября 1971 г.) - [53]

.

Коммюнике об этой встрече четырех послов, состоявшейся 9 марта 1971 г., было составлено в осторожных и обтекаемых фразах: «Послы продолжили деловое обсуждение вопросов, являющихся предметом рассмотрения»[437].

Действительно, переговоры топтались на месте. В. М. Фалин, характеризуя сложившуюся на них ситуацию, писал: «Разговоры послов четырех держав о генеральном урегулировании выродились в способ ухода от урегулирования», а модель так называемого «технического решения» была призвана «под видом „оформления сложившейся практики“ легализовать нарушение Западом норм, установленных Контрольным советом»[438]. Пессимисты говорили даже, что продолжать переговоры на базе уже внесенных предложений — это то же самое, что и толочь воду в ступе.

Принимая в расчет обусловленность ратификации Московского договора прогрессом на переговорах по Западному Берлину, нужно было, по мнению Фалина, «выдвинуть на западноберлинских переговорах смелые инициативные предложения, отклонить которые три державы были бы не в состоянии, не теряя ореола радетелей города»[439].

Основные акценты в возможном урегулировании, озвученные Фалиным 17 марта 1971 г. на приеме делегации западногерманской молодежной организации «Юнге унион», сводились к следующему. «Что касается Западного Берлина, — сказал он, — то при взаимности достижимо как всеохватывающее, так и частичное урегулирование. Понятно, в основу транзитного сообщения с Западным Берлином придется положить обычные международные правила, которые никого не должны дискриминировать и никому не предоставлять привилегий. Вопрос федерального политического присутствия в Западном Берлине тоже решаем, если будут уважаться четырехсторонние соглашения и оговорки к статье 24 боннской конституции, сделанные тремя державами»[440].

Нельзя также не учитывать, что, по словам Фалина, «к середине марта 1971 г., наша с Э. Баром ворожба вокруг Берлина продвинулась уже далеко»[441]. Переговоры по линии Фалин — Бар, к которым присоединился и Раш, не могли, конечно, не влиять на ход встреч четырех послов.

Вместе с тем следует иметь в виду, что 30 марта 1971 г. в Москве открывался XXIV съезд КПСС, которому предстояло принять Программу мира. Она должна была определять все основные направления внешнеполитической деятельности СССР. Широкомасштабная дипломатическая акция в таком важном международном вопросе, как западноберлинский, предпринятая за несколько дней до открытия съезда, приобретала особый, в чем-то даже символический характер.

Глава V. Советский проект четырехстороннего соглашения от 26 марта 1971 г

5.1. Основные положения советского проекта

Семнадцатая встреча четырех послов, состоявшаяся 26 марта 1971 г., проходила под председательством К. Раша. Открыв встречу, он отметил, что уже исполнился ровно год со дня начала переговоров, однако они пока не привели к соглашению. «С другой стороны, — сказал Раш, — нельзя отрицать, что стороны уже детально изучили позиции друг друга и что имеется возможность двигаться вперед при наличии благоприятной обстановки»[442].

Созданию такой обстановки, по мнению американского посла, мешали заявления «некоторых советских официальных представителей по вопросам переговоров», сделанные в последнее время. Мы полагаем, продолжал он, что эти заявления представляли собой попытки в неправильном свете представить перед общественностью позицию США, Англии и Франции.

«Мы считаем, — подчеркнул Раш, — что наступило время, когда необходимо перейти к конструктивным переговорам. В этом отношении следует учитывать два элемента, которые должны найти отражение в будущем соглашении, а именно, что четыре державы будут действовать в соответствии с теми правами и обязательствами, которые они получили в результате Второй мировой войны и без ущерба их юридическим позициям»[443]. Возобновление попыток дать иное толкование положению в Берлине не соответствует тому согласию, которое было ранее достигнуто по этим двум вопросам. Раш сказал далее, что вынужден снова поднимать эти вопросы, «поскольку имели место заявления некоторых советских представителей, пытавшихся поставить под сомнение положение трех держав в западных секторах Берлина, и было бы ошибкой не замечать эти заявления»[444]. Раш сослался на то, что на встрече советников 17 марта 1971 г. «советский представитель заявил, что советская сторона не хотела бы включать в будущее соглашение упоминание о верховной власти трех держав в Западном Берлине»[445].

Американский дипломат прямо сказал, что права и ответственность трех держав в Западном Берлине не могут ставиться под сомнение, так как иначе такое же толкование может быть дано и в отношении прав и ответственности СССР. Раш подчеркнул, что «отсюда следует сделать практический вывод о том, что верховная власть в трех секторах определяет связи между Западным Берлином и ФРГ. Это положение должно быть отражено в соглашении, там где речь будет идти об ограничениях»[446].

Посол США в ФРГ сделал также ударение на том, что три державы хотят получить гарантии доступа в Западный Берлин и его улучшения до того, как будет дан сигнал ФРГ и ГДР для разработки деталей соглашения. То же касается и переговоров между сенатом и ГДР по связям внутри Берлина. «Таким образом, — сделал вывод Раш, — если советская сторона серьезно заинтересована в успехе переговоров, как она заявляет об этом, то она поймет необходимость в изменениях в советской позиции»