Советская агентура: очерки истории СССР в послевоенные годы (1944-1948) - [38]

— Инструкции УПА,11 июля 1945 г.[237]

“Нас не пугали крики или страдания [наших жертв — Дж. Б.]… я не помню фамилий людей, которых мы уничтожили… я знаю, что все они были [этническими] украинцами, местными жителями.”

Из расшифрованной стенограммы допроса сотрудниками советских спецслужб А. Кирилюка, палача СБ повстанцев. Ровно, декабрь 1944 г.[238]

В конце 1946 г., как раз в тот момент, когда женщины вышли в деятельности подполья на первый план, украинские повстанцы особенно беспощадно карали людей, подозреваемых в предательстве. С начала 1944 г. подполье стало все больше полагаться на женщин. Теперь же для ликвидации женщин, подозреваемых в сотрудничестве или тесной дружбе с советскими солдатами и должностными лицами, стали формироваться специальные карательные команды. Расправа в таких случаях была скорой и жестокой. Как вспоминал один украинский крестьянин, “бандиты [повстанцы — Дж. Б.] зверски убили мою жену, ребенка и моего самого лучшего друга. Зачем они их убили?”[239] Другой крестьянин-украинец Берцюк из Краковецкого района жаловался на то, что повстанцы “убили мою жену и двух младших детей. Они сожгли мой дом и весь мой хутор”[240]. “Всего за одну ночь бандиты порубили на части шестерых местных женщин. Это ужасно. Идешь спать и не знаешь, проснешься ли снова”[241].

В стандартном смертном приговоре, вынесенном Службой безпеки, отразилось появление особых форм “женского предательства”. “Список секретных сотрудников [НКВД — Дж. Б.] в 4-м районе”, составленный контрразведкой украинских повстанцев и захваченный советскими спецгруппами в Золочивском районе в конце 1944 г., достаточно типичен. Знаменательно, что шесть из восьми имен в этом списке — женские. На них донесли соседи, сочувствовавшие ОУН:

2) Женщина села Розваж МОРЦА Юлия, [по национальности — Дж. Б.] украинка, в 1941 г. была членом Коммунистического союза молодежи и осведомителем НКВД. Когда в 1944 г. вернулись Советы, она стала действовать еще более активно, обвиняя местного председателя — что он делал, с кем встречался. Она сообщала обо всем НКВД и районному начальству… Каждый день она гуляла с НКВД и кричала “Долой бандеровцев!” Она сообщала о каждом, кто присоединился к УПА.

3) Женщина села Розваж ПОПЮК Ольга, украинка, была связана с партизанами в нашем селе. Она сообщала некоторым пленным [коммунистам] о всех наших передвижениях. Когда Советы возвратились, она начала доносить, кто что делал в деревне, какие были встречи и кто следил. Она сообщала о семьях тех, кто присоединился к УПА. Она доносила НКВД и местному райкому партии обо всех, сообщая, кто среди молодежи скрывался от принудительных налогов, кто дезертировал из [Красной] Армии или бежал от [принудительной] работы в Донбассе. Она говорит, конец всем нам и [независимой] Украине.

4) Женщина села Розваж МИХАЙЛЮК Юлия, по национальности русская[242], была связана с поляками и советскими партизанами, а теперь стала главным информатором НКВД. Она доносит на тех, кто сотрудничал с немцами, [и] кто все еще скрывается. Она доносит НКВД и местному партийному секретарю обо всем что случилось в селе. Она говорит: “Долой бандеровцев! Теперь время, чтобы начать такую жизнь, какую мы все ожидали. К черту вас и ваших бандеровцев!”

5) Женщина села Розваж ЛИТАРЧУК Фима, по национальности украинка, работает секретным агентом НКВД, доносит о тех, кто находится в деревне, кто скрывается, предала много друзей — как мужчин так и женщин. Она сообщает, кто сотрудничал с немцами и что они делали. Имеет очень тесную связь с председателем сельсовета и секретарем местной партячейки. Много раз ее заставали с НКВД и представителем райкома партии. Она всех выдавала: кто появляется в селе, кто скрывается. Кричит: “Долой бандеровцев! Мы достаточно долго ждали свободу. Теперь время жить!”

6) Женщина села Розваж БРОНОВИЦКАЯ Марьянка, полька по национальности, работает доносчицей на поляков [т. е. на польское подполье — Дж. Б.] и НКВД. Была связана с местной полицией. Сообщает о тех, кто скрывается, кто вернулся из [повстанческой] армии или сбежал от [принудительного] труда в Донбассе. Говорит: “Долой украинцев и долой бандеровцев с семьями!”

7) Женщина села Розваж ПУШКА Агафья, украинка, выдала — всех, кто сотрудничал с немцами, какой работой занимались [во время немецкой оккупации], какие были встречи и кто их посещал. Она выдала тех, кто скрывался от [принудительной] мобилизации, кто дезертировал из [Красной] Армии. Она выдала НКВД много друзей, мужчин и женщин: у кого есть оружие, кто где встречается. Она доносила обо всех передвижениях, обо всем, что сейчас происходит, и говорит: “Долой бандеровцев!”

[Пописано] ЗЕВЕРУХА.

Слава Украине! Героям слава![243]

Очевидно, что с такого скудного, основанного на слухах “документального подтверждения” женского предательства начался процесс ликвидации. Списки подозреваемых основывались не столько на проверенных данных, сколько на обвинениях со стороны соседей или на неверно истолкованных слухах. Тем не менее меньше чем через неделю после появления подпольных списков подозреваемых всех этих женщин жестоко казнили. Независимо от весомости доказательств, повстанцы, тесно связанные с карательными командами СБ, сами вершили суд. Как правило, сразу же за вынесением приговора следовала казнь. Можно привести пример типичного смертного приговора повстанцев: