Поговаривали, что его тяга к наказанию не просто из чувства справедливости. Доктор Манин — скрытый садист. Не знаю, возможно. Чувство юмора у него своеобразное, но со мной он держится корректно и вежливо. Хотя, нет-нет, да проскакивают в его суждениях или бессознательных действиях тревожные нотки. Он уже несколько раз мне невзначай намекал о том, что, к сожалению, его не допускают до процедуры «исполнения». Уж он бы не колебался и не стеснялся. Вроде в шутку, а мурашки у меня по коже непроизвольно пробегали. Я видел его глаза в тот момент. И в них не искрились лучики смеха. Глаза его за стёклами модных очёчков в тонкой серебряной оправе оставались стеклянными и тусклыми, как у чучела крокодила.
Второй — прокурор по надзору. Он из смежного ведомства. Прокуратура по протоколу присылала своего представителя, чтобы он лично убеждался, что мы «исполняем» именно того, кого должны. То есть настоящего преступника. Они там думают, что мы спим и видим, как бы с тем преступником договориться, чтобы он нам вместо себя подсуетил подставного, а нам от щедрот отсыпал миллионы, чтобы потом выйти тихо и без помпы на свободу с чистой совестью. Бред, конечно, но прецеденты возможны. Не в нашей богадельне, а вообще, в целом по нашей широкой родной стране.
Этот — старый знакомый, Костя Воробьёв. Стоит, светит синими погонами на таком же кителе. Целый советник юстиции, по-нашему — подполковник. Хороший малый, моложе нас, но правильный. Жизнерадостный, принципиальный и прямолинейный. Он искренне ненавидит всю ту человеческую накипь, с которой нам приходится иметь дело, и воспринимает каждую казнь, как акт наивысшей справедливости. Но, в отличие от сопяще-возбуждённого, покрывающегося капельками пота Мантика, смотрит на процесс холодно и отстранённо. Будто на стройке следит, как дизель-молот вгоняет в землю сваю. Его пару раз подменял какой-то блёклый худой тип с мокрым носом и оттопыренными ушами, но такие мероприятия Костя пропускает только по крайней необходимости. И в отличие от типа имеет всегда румяный вид и залихватские гусарские усы. Я думаю, он был бы не прочь сам привести приговор в исполнение, только в пику Мантику, он об этом даже не заикается. Никогда. Принципы!
Кстати, «исполнять», хотя бы раз в квартал, должен член комиссии и мой подстраховщик в этом деле, мой же зам по БОР. То бишь, по безопасности и охране. Только он как раз счастливо отказался от моего кресла в своё время как раз по этой причине. Он тоже не может убивать, потому, как больше смерти боится крови. Говорит, что сознание потеряет скорее, чем нажмёт на спуск, да ещё инфаркт схватит. Мы с ним беседовали после моего первого «исполнения» приватно в моём кабинете. Я сидел бледный на фоне кресла, как вампир на рассвете, а он слёзно умолял и плакался не заставлять его это делать. Просил ради всех святых, ради всех родственников и просто по-человечески душевно, извивался и терял лицо. Пожалел я его. Он, в общем-то, человек не плохой. Под меня не копает, козни не строит, наверх не «стучит». Или я пока об этом не знаю. Ладно, пусть живёт. Я его, конечно, правильно мотивировал, мол, дашь на дашь. Завербовал тонко и ненавязчиво. И он, прижимая руки к сердцу, обещал мне всесторонне способствовать и потворствовать. На том и договорились.
Третий наш непременный спутник, это представитель нашего информационного центра, занимавшийся учётом. Вот уж кто менялся, как перчатки! Немногие выдерживали больше одного раза. Особенно молодые девушки. Их потом перестали вообще присылать. Да и парни тоже не отличались моральной устойчивостью.
Вот и на этот раз стенку подпирал моложавый лейтенант с горящим взором на чистом открытом лице. Он демонстрировал неподдельный интерес и почёсывался от нетерпения. Я смерил его скользящим по диагонали, как по странице с текстом, взглядом, оценивая и щупая. Чего он такой довольный? Не в кино же с подругой пришёл? Или ему то кино ещё интереснее? Опять грязные извращенцы вокруг, будто мне одного доктора мало! А, ладно, разберёмся!
Я поздоровался с каждым за руку и лейтенант представился:
— Алексей Зайцев!
— Панфилов, — кивнул я. — Да вы знаете. Идём, составим акт и к делу…
Я отпёр свой кабинет и все вошли, шумно двигая стулья, переговариваясь и вполголоса перешучиваясь. Все держались бодро, или просто бодрились. Нервное напряжение, как первая робкая струйка чернил в аквариуме, пролилась в атмосфере кабинета и стала медленно расплываться, пока бледнея, но уже чувствовалось, что скоро она наберёт силу и тогда тьма накроет всех и вся.
Рутинная, отработанная процедура — заполнить подготовленные бланки. Три экземпляра. Потому что Мантику эта филькина грамота до лампочки. Он просто поставит свою подпись после «исполнения», в той графе, которая касается его экспертного заключения. Как и мы в своих, соответственно. А пока мне надо заполнить реквизиты на моего пациента.
Итак, Кожухов Дмитрий Валентинович, родился двадцать девятого августа восемьдесят второго года, бла-бла-бла, в какой-то Пырловке соседней области, так! Обвиняется по статьям сто второй, пункты: «г», «е», «з»; сто семнадцатой. По совокупности и тяжести преступления вынесен приговор: смертная казнь. В ответ на прошение о помиловании, поданное им тогда-то, так, вот, ответ: «Приговор привести в исполнение!». Дальше просто. Я расставил галочки в тех местах, где потом нужно было расписаться по факту, и поднял голову. Все смотрели на меня и молча ждали. Как стая матёрых плотоядных дрессированных хищников. У лейтенанта и Мантика чуть слюни уже не текли.
