Совещание - [15]
Фоссер. Вы ее знаете лучше, чем я...
Готье-Монвель. Милый Микаэль, при новой расстановке сил в жюри для вас многое изменится. В следующем году вы сможете наградить Фредерика Бовэ или какого-нибудь другого чудака. Если у вас еще возникнет такое желание.
Фоссер. То есть как?
Готье-Монвель. Раньше вы были в оппозиции, а теперь вошли в правительство. Пройдет полгода, и романы типа "Зимы в Гватемале" уже не вызовут у вас ни малейшего интереса. Вы будете читать их, по-другому. Если вообще будете читать.
Фоссер. Я знаю цену Рекувреру и знаю цену Бовэ.
Готье-Монвель. А разве я не знаю?.. Но я раз и навсегда отказался от роли верховного судьи в вопросах изящной словесности.
Фоссер. Однако...
Готье-Монвель. Что?
Фоссер. В присутствии Александра, Клодины и остальных...
Готье-Монвель. ...я убедил бы вас образумиться. Это мой долг председателя жюри... Говорят, у меня есть дипломатические таланты... (Пауза.) Ну как, дорогой Микаэль, вы даете мне слово?
Фоссер (после долгого раздумья). В сущности, вы предлагаете нечистоплотную сделку... (Cнoвa мoлчaние.) Бедная "Зима в Гватемале"!
Готье-Монвель. Опять начинается?
Фоссер. Я задыхаюсь... Мне кажется, мой желудок сейчас...
Готье-Монвель. Что у вас не в порядке — легкие или желудок? Если легкие, дышите глубже. Если желудок, облегчите его и оставьте нас в покое.
Фоссер. Низковато целитесь, господин председатель.
Готье-Монвель. Я целюсь точно. Итак, милый мальчик, вопрос о вашем выходе из состава жюри, как и о вашем выступлении по телевидению, закрыт, вы голосуете за "Трудные роды", ваш друг Николя через несколько месяцев вольется в наши ряды... Одним словом, все к лучшему в этом лучшем из миров...
Фоссер. Вы сволочь, господин председатель.
Готье-Монвель. Вы даете мне слово?
Фоссер (помолчав). Да.
Готье-Монвель. Тогда по рукам!
Фоссер. По рукам?
Готье-Монвель. Дайте руку, дорогой Микаэль! Вот так! (Ударяют друг друга по рукам.) Как крестьяне на ярмарке в былые времена.
Фоссер. А как же "Зима в Гватемале"?
Готье-Монвель. Получит один голос, голос Морзека, ведь он его уже подал, тут ничего нельзя изменить! Для такой необычной, особенной книги один голос — это даже более выигрышно, чем сама премия. Это некий символ... Издателю надо будет надеть на обложку ленточку с надписью: "Финалист Констановской премии". И десятитысячный тираж разойдется с легкостью! Я знаю издателей, которые пошли бы на любую подлость, лишь бы их книга попала в шорт-лист!
В приоткрывшуюся дверь заглядывает Шариу.
Шариу. Раненые, погибшие есть?
Готье-Монвель. Ты бредишь? Где Клодина?
Шариу (кричит). Клодина!
Клодина Ле Галлек (из-за кyлиc). Иду-иду! (Заглядывает в комнату.) Сколько погибших, сколько раненых?
Готье-Монвель. Не смешно. (Шариу и Клодина садятся). У нас с Микаэлем состоялся откровенный, прямой разговор. Он признал тот факт, что любое коллективное решение возможно лишь при условии компромисса. Нельзя достичь идеала с помощью бюллетеня для голосования.
Шариу. Это точно!
Готье-Монвель. Микаэль пришел к выводу, что ему надлежит забыть о личных литературных предпочтениях ради единства в нашей семье. Как во всякой семье, у нас случаются конфликты, ссоры, перебранки! Это вносит некоторое оживление в нашу жизнь! Верно, Микаэль?
Фоссер. Верно, Жан-Поль.
Шариу. Замечательно, замечательно!
Клодина Ле Галлек. Вот так-то лучше! Я тоже подумала...
Шариу (перебивая). Нельзя больше терять ни минуты.
Готье-Монвель. Ну, минуту господа с телевидения все же смогут подождать.
Шариу. Не смогут. (Хлопает в ладоши.) Давайте! (Пауза.) Бумага, ручка, ластик — у всех все есть? За работу! (Пауза.) Можете списывать у соседа по парте!.. Не передумаете? Тогда прошу сдавать! (Собирает бюллетени.) Браво! У меня такое ощущение, что на этот раз мы определили лауреата. Клодина? Спасибо. (Встает и направляется к доске.) Я вас слушаю. Я вас слушаю...
Клодина Ле Галлек (разворачивает бюллетени). "Трудные роды"... "Трудные роды"... "Трудные роды"...
Шариу повторяет за ней и записывает на доске.
Готье-Монвель. Три голоса за "Трудные роды"! Плюс голоса отсутствующих Вилькье и Бенаму, получается пять. Давайте, Клодина! Еще одно усилие!
Клодина Ле Галлек (разворачивает последний бюллетень и делает эффектную паузу). Тут написано...
Готье-Монвель. Ну, ну, ну...
Клодина Ле Галлек. Э-э-э... "Трудные роды"!
Шариу. Уф!
Готье-Монвель. Идите сюда, я вас поцелую!
Шариу. Великолепно! Шесть голосов! Микаэль, вы недовольны? Почему не аплодируете?
Фоссер. Сейчас, сейчас. (Вяло аплодирует.)
Готье-Монвель. Громче, громче, не бойтесь! Громче! Ведь это победа вашего кандидата, разве не так? Вы должны быть счастливы!
Фоссер. Счастлив! (Саркастический смех.)
Шариу. Дорогие коллеги, приглашаю вас обедать!
Готье-Монвель. А как же протокол?
Шариу. Верно, остался еще протокол! (Садится за стол и пишет, затем читает вслух). По итогам третьего тура голосования...
Готье-Монвель. Четвертого...
Шариу. Ты прав. По итогам четвертого тура голосования Констановская премия тысяча девятьсот девяносто... года присуждается роману Франсуа Рекуврера "Трудные роды", издательство "Вожла", получившему шесть голосов. За роман Жан-Марка Гольдстена "Что с лица, то и с изнанки", издательство "Гранадос", было подано два голоса, за роман Николь Монтень "Праздник у Капулетти", издательство "Пресс дю Шеналь", — один голос, за роман Фредерика Бовэ "Зима в Гватемале"... А кто его издал?