Совершенно не обязательные смерти - [5]

У Кэтлин розовое покрывало и повсюду вспышки красного, золотого и черного. Мама говорит, что ее комната напоминает «роскошный бордель», но в ее словах сквозит скрытое восхищение. Если вы посмотрите на наши комнаты, то сразу поймете, где живет девочка-подросток. Моя больше подошла бы пожилой тетушке. Или монахине. И это при том, что у Кэтлин везде стоят церковные свечи и фигурки Девы Марии – у нее их целая коллекция. Кэтлин нравится, как выглядит Богоматерь. Она отвела ей целую стену. Мария Морская, звезда моря, Мария, оплакивающая Иисуса, Мария в сияющем венце, Мария, попирающая змея. Мне идея Девы Марии не слишком близка. Слишком многое в ее истории кажется ложью.

– Мэдди, ты слышала? – вдруг спрашивает Кэтлин. – Брайан сказал, что зимой отопление замка обходится в одиннадцать тысяч евро.

– Слышала. Он повторил это раз сто, а я вроде как на слух не жалуюсь. Думаю, он намекал, что нам следует поплотнее закрывать окна.

– Я хотела сказать ему, что с радостью посплю в свитере, если он отдаст нам эти одиннадцать тысяч.

Люди порой говорят, что между близнецами существует особая связь. Но думаю, захотеть одиннадцать ТЫСЯЧ евро можно и без всякой связи.

– Господи, я бы тоже не отказалась.

– Зачем тебе столько денег? Ты бы все равно потратила их на колледж или отложила на пенсию, – пренебрежительно отвечает Кэтлин.

– Вот и нет. Я бы купила наркотики, – говорю я. И я не вру.

Ведь пожертвование в организацию «Врачи без границ» можно приравнять к покупке наркотиков?

Но Кэтлин настроена скептически:

– Какие наркотики?

– Ну… Наверное, героин. – Теперь я просто хочу от нее отвязаться.

– Круто, – кивает Кэтлин. – Но тебе нельзя садиться на иглу.

– Тебе тоже нельзя, – говорю я. – А теперь давай-ка застелем твой сексодром.

Наши кровати иначе как готическими сексодромами и не назовешь. Размером с футбольное поле, по углам – столбики, украшенные резными виноградными лозами, розами и человеческими фигурами. На стене – гипсовое распятие. Крохотные лица. Крохотные, ничего не выражающие глаза словно следят за нами. Удивительно, что по замковым садам еще не бродят полуголые лорды, словно молитву бормочущие имя Кэтлин. Но это всего лишь вопрос времени, думаю я, запихиваю пухлую пуховую подушку в ярко-розовую наволочку и взбиваю ее.

– Это не сексодром, – говорит Кэтлин. – Во всяком случае, пока я не встретила горячего голуэйского парня.

Кэтлин почему-то свято верит, что мы встретим свои родственные души именно в Голуэе. В ее фантазиях у парней из Голуэя непременно широкие плечи, они бегло говорят на ирландском и обязательно владеют замками. У нее есть теория, что Оливер Кромвель согнал всех достойных ирландских мужчин в Коннахт и теперь они прячутся в горах, кипя тестостероном и потаенной чувственностью. Кэтлин даже как-то основала партию – партию голуэйских парней. Себя она назначила президентом, а меня – секретарем и казначеем. В нашей партии всего два человека, но мы расширимся до четырех, когда встретим наших голуэйских парней.

– Как будут звать твоего голуэйского парня? – спрашиваю я.

– У него будет истинно ирландское имя, вроде Пэдера или Ултана.

– А моего будут звать Финиан. Или Гора. Парень-Гора из Голуэя.

– Шикарно, – одобрительно улыбается Кэтлин.

Сама знаю. Закончив заправлять ее кровать, мы идем ко мне в комнату и приступаем к моей. Мне нравится заправлять кровати. В процессе можно накинуть одеяло и притвориться привидением. Наши комнаты – отражения друг друга, отличаются только гобеленами и видом из окна. В замке Брайана из каждого окна есть на что посмотреть. Если честно, весь этот великолепный пейзаж слегка утомляет.

– Ултан будет водить трактор, – продолжает Кэтлин таким тоном, будто умение управлять трактором делает мужчину особенно привлекательным.

Впрочем, не исключено, что в деревне так оно и есть. Здесь играют по другим правилам.

– А у моего будет ДОМ ВОЗЛЕ ДОРОГИ1. И еще он будет подбирать брошенных ягнят и вскармливать их у очага. Своими большими голуэйскими руками.

Кажется, я выиграла.

– О, Гора такой душка, – говорит Кэтлин. – А у Ултана будет грива рыжих кудрей.

– У Горы вообще вместо волос будет солома. Как у дома с соломенной крышей.

– Это так по-голуэйски! – Кэтлин явно впечатлена. – А Ултан будет гулять по полям, взвалив на плечи теленка вместо теплого шерстяного шарфа.

– А Гора ест только репу. И не способен видеть англичан.

– Ултан разожжет костер из торфа, который сам принесет с болота. А ПОТОМ соблазнит меня прямо у огня.

– Господи.

– Знаю, – горделиво приосанивается Кэтлин.

– Гора умеет летать? – Это звучит как вопрос.

– Ты перегибаешь палку, Мэдлин. Кажется, ты несерьезно относишься к нашей партии.

– Но он использует свое умение, чтобы спасать щенков, свалившихся в выгребную яму. И я не вижу ничего плохого в том, чтобы иметь высокие стандарты, – напоминаю я сестре.

Это правда. Хотя порой кажется, что мои стандарты слишком высоки. Я отношусь к парням иначе, чем Кэтлин. Она практически все время находится в состоянии влюбленности. Она влюбляется в фигуру, в плоть, в звучание голоса. Песни о любви для нее полны смысла. Она любит страстно, без оглядки. Пока ей не становится скучно.