Совершенно не обязательные смерти - [3]

Мы проезжаем мимо почты и маленькой церкви. Мимо школы, где с понедельника будем учиться. Мимо заправочной станции, где древняя колонка соседствует с пластиковой табличкой с цифрами «99». Коричневая краска давно потрескалась и облупилась. Меня не оставляет ощущение, что у всего в Баллифране срок годности истек задолго до нашего рождения.

На склонах холмов пасутся овцы, похожие на использованные ватные шарики, – такие же грязные и помятые. Мы останавливаемся, чтобы пропустить стадо. Я разглядываю пейзаж, в наушниках гремит музыка. Будущее не внушает оптимизма.

В Корке, когда мы еще жили в своем доме, в окружении своих вещей, было легче относиться к происходящему как к приключению и думать, что все сложится как надо, несмотря на расстояние и мои личные заморочки. Мы переезжаем в замок. В настоящий замок на холме. Потом до меня дошло, что в книгах и фильмах старинные дома на холмах не сулят ничего хорошего, если, конечно, вы не мечтаете влюбиться в загадочного мужчину, который хранит по меньшей мере одну страшную тайну. Меня, откровенно говоря, подобная перспектива не привлекает. Искренне надеюсь, что до этого не дойдет.

– Все будет в порядке, – твердила я Кэтлин, а еще своему отражению в зеркале. И друзьям. И маме. И растениям в саду. А сама нет-нет да и нащупывала в кармане маленький бумажный прямоугольник с крупицами соли внутри. Я знала, что ничего не в порядке.

Кэтлин на протяжении всего переезда – хотя кого я обманываю? с самого рождения! – переживала преимущественно о том, что ей уделяют недостаточно внимания. Наши друзья сходят по ней с ума, а я чувствую себя гарниром при главном блюде. В глазах моей сестры есть нечто особенное. В ее лице. В том, как она держится. Она притягивает людей, и они сразу в нее влюбляются. А меня нужно распробовать. Как икру. А Кэтлин – чипсы со вкусом трюфелей, поданные в миске с космическими узорами. Восхитительные на вкус и однозначно круче всех вокруг.

– Мэд, подобные события отравляют энергетику места, – сказала Кэтлин на прошлой неделе. Мы стояли возле мусорных баков позади школьного двора, куда все бегали курить. Тогда наш переезд еще казался чем-то нереальным, услышанной краем уха забавной историей. – Оно все впитывает и хранит. Выжидает…

Я посмотрела на сестру: школьная форма сидела на Кэтлин как влитая. Моя одежда никогда себя этим не утруждала. Волосы Кэтлин стягивал обруч, и почему-то на ней он смотрелся уместно. Как будто резинки для волос были слишком очевидным выбором и требовали чересчур больших усилий.

Я усмехнулась:

– Кэтлин, да ты родилась, чтобы жить в замке. Расслабься.

Машина по-прежнему катится вперед, а я вспоминаю ее лицо – сдержанную улыбку, искорку в глазах. Кэтлин любит драматизировать. Но те девушки были живыми людьми, а не щепоткой перца для ее историй. Я чувствую тяжесть в груди, как будто мне сложно дышать из-за пелены смерти, в которую Кэтлин облекла это место. Дом Брайана. Меня бросает в жар. К горлу подступает желчь, и я думаю: «Сколько нам еще ехать?»

Брайан нависает над рулем, ссутулив худые плечи. Он всегда выглядит слегка напряженным. За этого мужчину мама вышла замуж несколько недель назад. Синие платья, зал администрации. Ее руки в его руках, его кольцо – там, где прежде было папино. Мы заранее согрели его в ладонях – это стало нашим благословением. Кольцо показалось мне очень тяжелым, куда тяжелее золота.

– Девочки, я хочу стать для вас отцом, – сказал Брайан вечером накануне переезда. – Хорошим отцом, не таким, как мой. Он требовал, чтобы я его уважал, но не считал нужным уважать меня. – Брайан закрыл глаза. – А после его смерти… У отца было много секретов. И я потратил немало времени и сил, чтобы за ним прибрать. Хотя он вряд ли сказал бы мне спасибо.

– Похоже, твой отец был тем еще мудаком, – заметила Кэтлин, и я ткнула ее локтем в бок.

Брайан спокойно посмотрел на нас. Его лицо было гладким и чисто выбритым.

– Наверное, ты права. Он был, как грится, непростым человеком. – Брайан вздохнул. – Я хочу быть лучше него, но чем больше я узнаю о его делах, тем сильнее… Все очень сложно. В основном речь идет о налогах. Не буду забивать вам голову.

Но я бы не отказалась от подробностей.

Деревня осталась позади, теперь за окнами машины проплывали луга. Мы уже близко. Вдоль дороги стоят кресты. Маленькие, белые, они торчат, словно зубы. Я считаю.

Десять, одиннадцать.

Двенадцать.

Тринадцать.

– Брайан, здесь кто-то умер? – спрашиваю я.

Он кивает:

– Семья из Атлона. Проезжали мимо – в Баллифране мало кто останавливается. У отца случился припадок прямо за рулем, и машина врезалась в дерево. – Брайан машет в сторону. – Его потом срубили.

Кэтлин бросает на меня выразительный взгляд и произносит одними губами: «ДВОРЕЦ УБИЙСТВ». Я пинаю ее по лодыжке.

– Мэдлин дерется! – хнычет она, и мама закатывает глаза:

– Подозреваю, что ты это заслужила. Все никак не уймешься со своим «ДВОРЦОМ УБИЙСТВ».

Мамина рука ложится на руку Брайана, ту, что держит рычаг переключения передач. Мама любит этого тихого мужчину, чей отец выстроил дворец на диких скалах.

– Не дворец, – поправляет нас Брайан, – замок.