Совершая убийство, или Политическая экономия прав животных - [51]

После этого занятия я почувствовал едва заметное изменение отношения некоторых студентов ко мне. Они едва привыкли к перспективе получить в профессоры социального анархиста, так теперь он оказался ещё и анархистом, который — невероятно! — защищает права животных, отказывается их есть и носить в качестве одежды. Социальный анархизм? Конечно, это они могли проглотить. Им нравились бархатные революции, личная свобода, они даже могли допустить идею общественного блага. Но веганство? Некоторые из них сказали, что я не похож на вегана, и, в довершение ко всему, веганство — это «хипповое дерьмо», настолько чуждое лайфстайл-политиканство, что оно не стоит их внимания. И вот он я, не только настоящий анархист во плоти, но и настоящий анархист-веган во плоти. Реакция была такой, что я засомневался, не появился ли у меня третий глаз на лбу.

Я рассказываю эту историю, потому что она, на мой взгляд, хорошо иллюстрирует, как многие люди в прогрессивном и более широком политическом левом движении воспринимают этическое веганство — или даже идею о том, что права животных имеют значение в более масштабной борьбе против угнетения. Мои студенты, настаивавшие, что необходимо сперва решить проблемы людей, по моему опыту не являются исключением. Хотя некоторые люди настроены против идеи уделить внимание вопросу животных в рамках борьбы против угнетения, то, с чем сталкивался я, — не совсем враждебность... Это скорее врождённая рефлективная защитная реакция, ворчание, которое обычно сопровождается пренебрежительным закатыванием глаз или жестом, которым отмахиваются от назойливой мухи. Это дополняется укоренившемся сомнением по поводу этой «ерунды», которая подразумевает, будто любой, кто поднимает данный вопрос, заходит слишком далеко или оторвался от общепринятой реальности. Можно было бы ожидать, что люди из других освободительных движений — те, что якобы готовы к борьбе за самых угнетённых — будут способны принять хотя бы отчасти эти идеологические различия, но, кажется, они довольно болезненны. Множество людей стремятся отмахнуться от тебя раньше, чем услышат аргументы в защиту животных, лишь бы не подхватить твоих зоозащитных тараканов. В действительности эта осторожная реакция, вероятно, связана с внутренним чувством «я-не-такой-псих-как-ты», возможно, потому что никто не хочет, чтобы его движение или проект было скомпрометировано ассоциацией с сумасшедшими зоозащитниками из ПЕТА, которые любят наряжаться в костюмы цыплят, чтобы привлечь к себе внимание.

Как я доказывал в предыдущей главе, по большей части эта реакция также связана с тем фактом, что мы живём в социуме, который рассматривает человеческое общество и человеческую природу — то, что Букчин называет второй природой [202] — как что-то, находящееся «над» и «выше» мира природы и его обитателей в некой благодатной иерархии. Равно как мы живём в обществе, построенном на привилегиях белой власти и капитала, мы живём в мире, где существуют системные видовые привилегии. Точно так же, как каждому из нас приходится бороться с расизмом в своём сознании, который мы усваиваем в процессе воспитания, каждому из нас — включая тех, кто решил посвятить себя отмене эксплуатации животных — необходимо бороться с аппаратом видовых привилегий в своём сознании. Рядовой человек ест животную пищу и наслаждается ей и, вероятно, видит себя на вершине пищевой пирамиды. Тот, кто вовлечён в прогрессивные или левые движения, по меньшей мере косвенно решил в разумных пределах ставить под сомнение другие виды привилегий, в той или иной степени. Несмотря на годы обсуждения проблемы угнетения людей, я никогда — ни разу — не слышал, чтобы кто-нибудь, хотя бы отчасти разделяющий левые идеи, утверждал, что сперва нам следует решить проблемы белых, прежде чем мы решим проблемы небелых, или что стоит решить проблемы мужчин, прежде чем переходить к проблемам женщин [203]. Любой, кто станет утверждать, что нам следует сначала заняться проблемами белых людей, мягко говоря, являлся бы сторонником белого превосходства [204]. Большинство из нас сочли бы такое высказывание грубым, низким и не заслуживающим особого внимания. И всё же, как я описал выше, я слышал, как идейные левые, люди, которые трудятся во имя невероятных идей и движений, позволяют себе подобные высказывания о видовой принадлежности с абсолютно невозмутимым (и часто раздосадованным) видом. Многие (хотя не все) в левом движении, от прогрессивных демократов до марксистов, кажется, готовы принять то, что они считают видовой иерархией, одновременно ратуя за преодоление других видов иерархии (скажем, классовой, расовой, гендерной или даже националистической).

Особенно эта проблема распространена среди так называемых «прогрессивных» активистов, многие из которых также оказываются втянуты в потребление локального органического мяса, молочных продуктов и яиц в качестве «политической позиции» неприятия пищи промышленного производства. Главный оплот «прогрессивной» мысли, журнал The Nation, опубликовал обзор истории вегетарианства Тристрама Стюарта The Bloodless Revolution