Сова, которой нравилось сидеть на Цезаре - [18]

Я подготовился настолько хорошо, насколько это было возможно. В морозилке лежал солидный запас цыплят. И вот, я забрал свою новую сову с «Уотер-ферм» и благополучно пронес ее в свою квартиру, не привлекая излишнего внимания. Эксперимент по совместному проживанию мы начали в конце мая 1978 года. У нас быстро сложились более приятные отношения, чем были у меня с Веллингтоном.

* * *

Приручение Мамбл проходило без сложностей – она была ручной уже к моменту нашей первой встречи. Квартиру она обследовала с интересом – бродя по комнатам, а иногда совершая длинные, причудливые прыжки. Когда перед уходом на работу мне нужно было пересадить ее в клетку на балконе, я без труда сажал ее в картонную коробку или корзину и выносил на улицу. Мамбл понравилось подготовленное мной жилье. Обычно она скрывалась в своем убежище сразу же, как только я прекращал борьбу со сложным устройством моего изобретения. Вечером я возвращался и сразу шел на балкон, чтобы забрать ее в квартиру. Мне приходилось довольно долго ждать, пока сова снизойдет до общения и позволит поймать себя. Впрочем, оказавшись в гостиной, она мгновенно осваивалась и чувствовала себя превосходно.

Поскольку мне не нужно было приручать сову с помощью пищи, я кормил ее цыплятами на ночь – самое естественное время кормления ночной птицы. Как и Веллингтону, я сообщал Мамбл о том, что ужин готов, определенным свистком, не используя этот сигнал в другое время. В отличие от Веллингтона, она усвоила распорядок за два-три дня. Иногда мне и свистеть не нужно было – Мамбл прекрасно слышала, когда я открывал холодильник и начинал шуршать пластиковыми пакетами. На кухню она являлась незамедлительно. Я кидал ломтики цыплят в открытую ночную клетку на кухне. Когда сова забиралась в клетку и начинала есть, я запирал клетку, выключал свет и оставлял ее на кухне. Иногда такой подход Мамбл не устраивал, и, когда она заканчивала есть, я снова открывал клетку и выпускал ее в квартиру на всю ночь.

Ожидая, пока я проснусь и выпущу ее на балкон после ночи, проведенной в клетке на кухне, Мамбл развлекалась раздиранием газет на полу клетки. Она разбрасывала крохотные клочки бумаги по всей кухне. Каждое утро мне приходилось подметать пол и застилать клетку новыми газетами. Рвать что-либо сове очень нравилось. Поскольку любознательность этой птицы была неутолимой, я очень быстро научился не оставлять на виду ничего такого, что можно было бы изодрать.

Когда сова свободно перемещалась по квартире и я хотел подозвать ее, я ловил ее взгляд и постукивал пальцем по плечу. Она тут же запрыгивала мне на плечо – или, гораздо чаще, планировала с высоты. Оказавшись в моей квартире, Мамбл сразу же научилась перепрыгивать с мебели на приоткрытые межкомнатные двери. Оттуда она могла видеть всю комнату и окружающий мир через панорамное окно. Естественно, что дверь гостиной стала ее излюбленным местом. По выходным, когда Мамбл могла проводить в квартире весь день, она с удовольствием часами дремала, устроившись на этой двери. Очнувшись от дневной дремы, она часто издавала короткий свист – «снит!» – трясла головой и два-три раза щелкала клювом. Если я брал ее в руки, когда она еще дремала, сова доверчиво перебиралась на мою руку, но при этом походка ее была нетвердой. Как пьяница, преодолевающий лестницу, она сосредотачивалась на каждом движении.

С первого же своего появления в квартире Мамбл вела себя как обычный птенец совы. Она увлеченно обследовала все шкафы, углы и карнизы. Если я оставлял на полу или столе картонную коробку или что-то в этом роде, она тут же залезала внутрь, как любопытный котенок. Иногда она сидела в коробке довольно долго. Порой я случайно обнаруживал ее дремлющей на дне коробки. Она лежала на животе, как курица, высиживающая яйца, откинув голову назад. Если я оставлял двери шкафа-купе в коридоре хоть чуть-чуть приоткрытыми, то очень скоро слышал тихое воркование или – после первых двух недель – тоненький боевой клич, тихое, но настойчивое уханье, доносящееся изнутри. Эти трели всегда напоминали мне детство – подобные звуки издавали мы сами, когда играли в ковбоев и индейцев. Сове явно нравилось в темном шкафу по соседству с пальто и пиджаками. Она всегда старалась забиться в самый дальний угол. Я часто размышлял, является ли уханье Мамбл в шкафу инстинктивным желанием поинтересоваться, не занята ли темная нора кем-то еще? Сова ни от кого не пряталась, но активно изучать свое окружение ей явно нравилось. (Хотя некоторые виды сов живут в норах, я никогда не слышал, чтобы подобное поведение было характерно для неясытей.)

Однажды, когда я долго не мог найти сову ни в одном из ее излюбленных мест и уже начал волноваться, на кухне раздался знакомый приглушенный звук. Я опустился на колени и заглянул под стол, прикрепленный к стене. Я совсем забыл, что за ним есть отверстие в стене, необходимое для доступа к водопроводным трубам. К счастью, отверстие было слишком маленьким – даже для компактной Мамбл. Но она засунула туда голову и монотонно ухала в темное отверстие. Она занималась этим несколько минут, вертя головой и всматриваясь в темноту. Мне показалось, что она ожидает услышать ответ. Я так и не понял, что ее привлекло – то ли она услышала соблазнительное шуршание жучков, то ли это было очередным проявлением ее увлеченности интересными темными уголками.