Сотворение человека - [2]

Была середина лета, стрекотали стрекозы, белки прыгали с ветки на ветку, вспугнутые ласточки стремительно разлетались в стороны. В прорехи зеленого шатра над головой било солнце, разливаясь дрожащими лужицами света по усыпанной хвоей земле. В одном из таких пятен света я занялся сотворением человека. За неимением глины в качестве тела я использовал старое бревно. Руками служили длинные пятипалые ветви, уложенные мной перпендикулярно туловищу, а ногами - две молодые березки, достаточно гибкие и упругие, чтобы резво бегать и прыгать. Я уложил деревца в основании бревна под углом друг к другу.

Из огромного куска коры, отодранного от дуба, я сделал голову. На него я положил две красных сыроежки вместо глаз, два раковинообразных капа вместо ушей и сухой стручок вместо носа. На месте рта я просто проковырял перочинным ножиком дырку. Прежде чем пристроить к макушке волосы из папоротника, я засунул под кусок коры предметы, способные, по моим представлениям, посодействовать процессу оживления: пушистый одуванчик, перышко кардинала, прозрачный кусочек кварца и двадцатипятицентовый компас. Из листьев папоротника получилась сногсшибательная прическа, а из сорняков с вьющимися усиками вышла внушительная борода. В руку человека я вложил орудие для охоты: длинную острую палку длиной ровно в мой рост.

Потом я встал и оценивающим взглядом посмотрел на творение своих рук. Человек выглядел замечательно. Казалось, он вполне готов ожить. Я вытащил из бумажного пакета катехизис, опустился на колени и, наклонившись к правому уху существа, стал шепотом задавать все вопросы, которые когда-либо задавала миссис Гримм. Когда я дошел до вопроса «Что есть ад? », левый глаз скатился с деревянного лица, и мне пришлось положить его на место. Задав последний вопрос, я быстро пообещал никогда не красть у него ребро.

Засунув книгу обратно в пакет, я вынул оттуда чисто вымытую баночку из-под детского питания, плотно закрытую завинчивающейся крышкой. Когда-то в ней находился ванильный пудинг, любимое лакомство моей маленькой сестренки, но теперь содержалось дыхание. Я попросил отца дунуть в баночку. Ничего не спрашивая и не поднимая взгляда от программы скачек, он глубоко затянулся сигаретой и выпустил в банку длинную струю серовато-голубого дыма. Я моментально завернул крышку и сказал спасибо. «И не говори, что я никогда тебе ничего не давал», - проворчал отец, когда я бросился в свою комнату, чтобы рассмотреть баночку под яркой настольной лампой. Дух жизни кружился в ней, постепенно становясь невидимым.

Я поднес драгоценный сосуд вплотную ко рту своего человека, отвернул крышку и осторожно вылил все дыхание жизни, до последнего атома. Поскольку оно было невидимым, я держал опрокинутую баночку очень долго, чтобы он выпил все содержимое без остатка. Отняв наконец сосуд от его рта, я услышал шум ветра в листве и спиной почувствовал прохладное дуновение. Я вскочил на ноги с таким чувством, будто за мной кто-то наблюдает. Я испугался. Следующий порыв ветра привел меня в совершенный ужас, поскольку мне померещился в нем тишайший шепот. Выронив банку, я помчался прочь и бежал без остановки до самого дома.

Вечером, когда я лежал в своей постели в темной комнате, а сидевшая рядом мама гладила меня по коротко стриженной голове и тихо пела «Когда явится Истина», я вспомнил, что оставил катехизис в коричневом пакете рядом с телом деревянного человека. Я мгновенно притворился спящим, чтобы мама ушла поскорее. Она в конце концов почувствовала бы мою вину, если бы осталась. Едва лишь дверь за ней закрылась, я начал беспокойно ворочаться, думая о своем человеке, который лежит посреди темного леса, один-одинешенек. Я заснул под пение ранних птиц на рассвете нового дня и во сне увидел себя в подвале миссис Гримм, в окружении святых. Прекрасная женщина-святая, с воткнутым прямо в середину лба шипом розы, сказала мне: «Твоего человека зовут Кавано».

- Эй, но так зовут владельца гастронома в городе, - сказал я.

- Там торгуют отличным зельцем, - сказал святой с ягненком под мышкой.

Еще один высоченный бородатый святой концом кия сдвинул нимб на затылок, а потом наклонился надо мной и спросил:

- Зачем Бог создал тебя?

Я потянулся за катехизисом, но вспомнил, что оставил книжку в лесу.

- Ну же, - сказал он. - Это один из простейших вопросов. Я перевел взгляд на барную стойку, пытаясь потянуть время, пока вспоминаю ответ, и в этот момент стеклянное пиво перелилось через край стакана и потекло на пол.

На следующий день мой человек по имени Кавано исчез. На месте, где он лежал накануне, не осталось ровным счетом ничего. Ни красного перышка, ни прозрачного камушка. Не то чтобы кто-то случайно наткнулся на него и злоумышленно раскидал части тела в разные стороны. Я обыскал все вокруг. Вне всяких сомнений, он просто встал с земли, взял свое копье и мой коричневый бумажный пакет с катехизисом и ушел глубоко в лес.

Я стоял на месте, где создал и оживил Кавано, и словно наяву видел, как он идет размашистым упругим шагом на своих березовых ногах, раздвигая руками-ветками колючие кусты, с развевающимися на ветру папоротниковыми волосами. Своими красными глазами-сыроежками он видел первый день своей жизни. Интересно, думал я, испытывает ли он такой же страх жизни, какой заставил меня сотворить его, - или с дыханием моего отца ему передалась мрачная отвага человека, готового стать пищей для червей? Так или иначе, теперь Кавано нельзя разобрать на части: не убий. Чувствуя ответственность за свое творение, я отправился на поиски деревянного человека.