Сотня. День 21. Возвращение домой - [17]

Он развернулся и начал было пробираться к выходу, но замер на месте, когда чья-то рука нашла его ладонь. Глянув через плечо, он наткнулся глазами на недоумевающий взгляд Кларк.

– Куда это ты собрался сбежать?

Уэллс мрачно улыбнулся:

– Оказывается, у меня неподходящее настроение, чтобы слушать музыку.

Кларк на миг задержала на нем взгляд, а потом ее пальцы вновь крепко сжали его руку:

– Останься. Ради меня, – Она увлекла его вперед, туда, где в заднем ряду было два свободных места. – Надеюсь, ты мне расскажешь, что именно мы слушаем.

Усаживаясь возле Кларк, Уэллс вздохнул.

– Я уже говорил тебе, что будут исполнять Баха, – сказал он, бросив тоскливый взгляд на дверь.

– Ты понимаешь, что я имею в виду. – Пальцы Кларк переплелись с его пальцами. – Одна часть, другая часть… к тому же я вечно начинаю хлопать не вовремя.

Уэллс слегка пожал ее руку.

В анонсах или представлениях не было никакой нужды. Как только на волю вырвалась первая нота, разговоры стихли. Проведя смычком по струнам, скрипач заставил присутствующих замолчать. Потом к нему присоединилась виолончель, за ней – кларнет. Барабаны в этот вечер не звучали, но не беда – Уэллс почти слышал, как две сотни человеческих сердец бьются в такт музыке.

– Я всегда представлял себе, что как-то так должен звучать закат, – прошептал Уэллс.

Фраза вырвалась у него непроизвольно, прежде чем он успел подумать, и Уэллс ожидал, что сейчас увидит недоуменный взгляд Кларк или выражение неловкости на ее лице.

Но музыка околдовала и Кларк тоже.

– Я хотела бы увидеть закат, – шепнула она, опуская голову ему на плечо.

Уэллс рассеянно провел рукой по ее шелковистым волосам.

– Я хотел бы любоваться закатом вместе с тобой. – Он наклонился и поцеловал ее в лоб. – Что ты будешь делать лет в семьдесят пять? – прошептал он.

– Чистить вставную челюсть, – с улыбкой ответила Кларк, – а что?

– Просто у меня есть идея назначить тебе свидание на Земле.

День угасал, костер бросал отсветы на лица стоявших вокруг Уэллса парней и девушки.

– Я знаю, это выглядит странно и страшно, и – да, несправедливо, но есть причина, по которой мы оказались здесь, – сказал он ребятам. – Если выживем мы, смогут выжить и все остальные.

К нему повернулась почти сотня голов, и ему на миг подумалось, что, возможно, его словам удалось пробить многолетнюю броню невежества и пренебрежения, но тут тишину нарушил новый голос:

– Поосторожнее тут, Яха!

Уэллс круто развернулся и увидел высокого парня в окровавленной униформе охранника. Парня, который силой ворвался в челнок. Который держал отца Уэллса в заложниках.

– Земля пока что работает в режиме восстановления. Мы не знаем, сколько еще туфты, которую ты гонишь, она сможет вынести.

У костра снова послышались сдавленные смешки и фырканье, и Уэллс ощутил прилив внезапного, острого гнева. Из-за этого парня его отец – человек, который отвечает за защиту всего выжившего человечества, – оказался ранен, и он смеет стоять тут и обвинять Уэллса в том, что он гонит туфту?

– Извини?.. – сказал Уэллс, вздергивая подбородок, чтобы смерить парня своим лучшим командирским взглядом.

– Завязывай с этим дерьмом, о’кей? Просто скажи, что ты на самом деле имеешь в виду. Мы будем делать то, что ты говоришь, а ты не будешь стучать на нас своему отцу.

Глаза Уэллса сузились:

– Благодаря тебе мой отец, возможно, сейчас лежит в больнице, – «… и получает там самое лучшее лечение и находится на пути к быстрому выздоровлению», – про себя добавил Уэллс. Он очень надеялся, что все так и есть.

– Если он еще жив, – вставил Грэхем и гоготнул, а Уэллсу на секунду показалось, что он заметил, как один из ребят вздрогнул и поморщился. Уэллс шагнул было вперед, однако новый голос из толпы крикнул, заставив его остановиться:

– Значит, ты не шпион?

– Шпион? – Это обвинение почти заставило его рассмеяться.

– Ну да, – подтвердил лжеохранник. – Шпионишь за нами, как эти браслеты, верно?

Уэллс более пристально посмотрел на парня в не подходящей ему по размеру униформе. Интересно, кто-то сказал ему о назначении браслетов или он догадался сам?

– Вам не кажется, что, если бы Совету понадобилось шпионить за вами, – сказал он, игнорируя замечание о браслете-передатчике, – они постарались бы выбрать кого-то менее заметного?

Парень в окровавленной униформе усмехнулся:

– Плюсы и минусы административных методов твоего отца мы можем обсудить как-нибудь потом, а сейчас просто скажи нам: если ты не шпион, какого черта ты тут делаешь? Среди нас нет дураков, которые поверят, что ты на самом деле осужден.

– Мне жаль, – в тоне Уэллса звучало все что угодно, кроме сожаления, – но ты и сам кажешься подозрительным. Ты появляешься в краденой униформе, берешь в заложники моего отца – и все ради того, чтобы пробраться на корабль… Я думаю, это тебе следует кое-что объяснить.

Парень прищурился:

– Я сделал это, потому что должен защищать сестру.

– Сестру? – переспросил Уэллс.

На Уолдене люди нарушали демографические законы гораздо чаще, чем на Фениксе, однако Уэллс никогда не слышал, чтобы после Катаклизма у кого-нибудь были братья или сестры.

– Вот именно, – парень скрестил руки на груди и вызывающе посмотрел на Уэллса. – А теперь я повторю свой вопрос: что ты на самом деле тут делаешь?